Конфигурация
Шрифт:
"Две разные силы, слившись в одну, преодолеют оковы. Подобно древнему киу, что разрезает и камень..." - не к месту всплыли в памяти строки из книги, прочитанной уже не один раз. Снова то же самое... Если Киэн сейчас скажет ещё что-нибудь о людях, он, Фаар, окончательно потеряет над собой контроль. Нет, нельзя позволить Киэну сделать это.
– Возможно, я действительно стал чуть более склонен к противоречиям, чем многие другие. Но, признаюсь честно, господин Киэн, я рассчитывал, темой нашего с вами разговора станет музыка, а не моя работа.
– А я с удовольствием поговорил бы с вами и о первом, и о втором. И, надеюсь,
– Да, - спохватился Фаар, обрадовавшись, что появился предлог закончить встречу, последствия которой могли обернуться не лучшим образом, - прошу извинить меня за то, что отнял время вашего отдыха. Теперь я вас покину: хотя бы минута покоя перед выступлением артисту необходима.
– Надеюсь, господин Фаар, я употреблю эту минуту с пользой... и смогу преодолеть своё внутреннее противоречие.
Попрощавшись с артистом, Фаар вышел из комнаты отдыха. Вышел, не подав виду, как сильно его удивили последние слова Киэна. Что он имел в виду?.. Ломая голову над этим вопросом, Фаар возвратился в зрительный зал Театра музыки, и занял своё место в одной из лож бельэтажа.
Объявили о начале второго отделения концерта. Разговоры стали смолкать и, когда на сцене появился Киэн, сделалось совсем тихо. Освещение в зрительской части погасили. Стали заметны пробегающие по стенам снизу вверх, от пола к высокому сводчатому потолку, крошечные искры подвижного поля, которое подпитывало предэнергетическую структуру здания. Озарённая несколькими неяркими лучами сцена представлялась единственным светлым островком в целом мире.
Но даже если бы обстановка была другой, если бы Фаара окружал посторонний шум и мельтешение лиц и событий - он бы попросту ничего этого не заметил. Пока музыка Киэна звучала - она была единственной воплощённой реальностью. Не потому, что остальное уходило на второй план, а потому, что музыка вбирала в себя и объединяла всё. Абсолютно всё. Неизмеримо, несопоставимо больше того, что способен постичь разум, заключённый в физическую оболочку. Благодаря ей на какие-то мгновения вопреки всем доводам логики недостижимое становилось возможно.
Никакие слова, никакие описания не отразили бы и малой доли красоты и внутренней силы этих звуков. Никакие описания и не нужны, если просто слышишь музыку, просто живёшь в ней... или живёшь ею.
...Первым чувством, которое пришло, когда смолкли последние ноты, и в зале вновь воцарилась тишина, было отрицание. "Это не может закончиться, такому совершенству следует жить вечно!" - хотелось крикнуть Фаару. Но он, конечно, не крикнул. Вместо того поднялся с кресла и присоединился ко всеобщей бурной овации.
– Благодарю вас, господа, - обратился Киэн к зрителям, когда аплодисменты начали стихать.
– Я забыл объявить об этом в начале, но исправлю свою оплошность теперь: пьеса, которую я сегодня впервые исполнил для широкой публике, посвящена шиохао Иноо. "Преодоление" - её первое название, а второе - "Лиловый киу".
На какое-то время в зале стало почти так же тихо, как в первые мгновения после того как Киэн закончил играть. Потом по зрительским рядам пробежал удивлённый шёпот. Отдельные более громкие возгласы могли расслышать все:
– Какая удивительная смелость!
– И оригинальность... новаторство...
– Лучше сказать - вызов, который искусство
Не прошло и минуты, как зал снова наполнился громом аплодисментов, и Киэну пришлось - в который уже раз - раскланиваться.
Но зрительское восхищение не должно быть чересчур долгим. Надо во всём проявлять такт и умеренность. Ведь пока звучат аплодисменты, артист остаётся на сцене. А выступление наверняка его утомило.
Вставая со своих кресел, зрители один за другим стали покидать зал. Только Фаар не двигался с места, словно решил никогда не оставлять ложи. До него доносились обрывки разговоров - публика делилась впечатлениями, высказывала восторженные отзывы... Но Фаар не прислушивался к словам, для него они сплетались в сплошной невнятный гул, который постепенно отдалялся, и вскоре совсем стих. Лишь оставшись совершенно один, он, наконец, поднялся и сошёл в партер.
Край занавеса отодвинулся, и по лестнице, которая находилась с боку сцены, в зал спустился Киэн.
– Вы хотели что-то мне сказать, господин Фаар? Тоже похвалить мою "удивительную смелость"?..
– Нет. То есть, да, но...
– не зная, как продолжить, Фаар запнулся.
– Далеко не всегда искусство действительно даёт свободу. Но, как видите, мне оно её всё же принесло... в какой-то мере. Не каждому простили бы такое посвящение.
– Но ведь это была не просто смелость и вызов, правда? Это они могут думать так...
– Фаар неопределённо указал рукой в сторону дверей, через которые вышли зрители.
– А я, кажется, понял, что вы хотели сказать...
– Вам.
– Да, мне. Если пожелаете, приходите как-нибудь вечером в дом около фонтана Наамао. Ключом будет вот это.
– Фаар протянул музыканту небольшой круглый жетон с волнистыми краями.
– Благодарю, господин Фаар. Я приду.
– Мы будем вас ждать. А пока - до встречи. Ещё раз спасибо за чудесную музыку.
– Что вы, не стоит благодарности. До свидания.
Обещание музыкант выполнил через несколько дней. Фаар уже предупредил своих друзей, которые собирались в доме возле Наамао о том, что в их кругу появится новый единомышленник. Такая перспектива вызвала у них одобрение - но и опасения тоже. А двое-трое даже высказали недовольство тем, что Фаар принял решение, не посоветовавшись с остальными. Ведь он рисковал не только своей безопасностью.
Но после личного знакомства с Киэном недовольные успокоились, решили, что ему вполне можно доверять.
– Так значит, Театр - не единственное место, где вы отдыхаете душой?
– спросил музыкант, когда они с Фааром остались в относительном уединении. Другие участники общества "Лиловые дни" находились в той же комнате, но в этот момент были заняты каким-то разговором.
– Да, господин Киэн. Знаете, я хочу сказать, что вы были правы в тогда, в вечер концерта. Я слишком склонен поддаваться опасениям, и это вынуждает меня разделять свою жизнь на две части, которые между собой не соприкасаются. Есть работа, долг, и есть - мои собственные взгляды и убеждения... В результате получается то, что получается. Я неоднократно слышал, что вы симпатизируете идеям шиохао Иноо. Но не смог проявить смелость и пригласить вас сюда, пока вы не сделали первого шага. Хотя специально взял с собой копию жетона для вас.