Чтение онлайн

на главную

Жанры

Шрифт:

Миссионеры-иезуиты опубликовали немало книг о Китае, и нарисованный в этих книгах привлекательный образ далекой восточной империи был благосклонно встречен европейской публикой. Впрочем, успех Конфуцию в Европе принесли совсем не те качества, которыми восхищались сами иезуиты. Ведь в Европе наступил «век Просвещения», время решительной борьбы с наследием Средневековья – привилегиями знати и догматизмом церкви. «Разум правит миром» – таков был девиз новой эпохи. Многие из властителей дум тогдашней Европы, познакомившись с учением Конфуция по книгам и переводам, изданным миссионерами, неожиданно увидели в нем живой образец «просвещенной мысли», которой сами поклонялись; мысли, опиравшейся не на догматы или слепую веру, а единственно на доводы разума, оправдывавшей «естественные права» человека, настаивавшей на единении религии и науки и даже ненужности религии вообще. Знаменитый философ Лейбниц находил в конфуцианстве заманчивый пример «естественной теологии». Другой великий поклонник Китая того времени, Вольтер, утверждал, что в книгах Конфуция он «не нашел ничего, кроме самой чистой морали без малейшей примеси шарлатанства». Европейцы, считал Вольтер, «должны стать учениками Конфуция». Деятелям Просвещения нравилось стремление

Конфуция опереться на повседневный жизненный опыт – оно было созвучно их собственной идее о нерасторжимой связи чувств и мышления человека. А лаконичные, безыскусные сентенции великого китайского учителя вполне соответствовали требованию эпохи мыслить просто и ясно, не увлекаясь риторическими красотами слога. В глазах многих современников Лейбница и Вольтера «Срединная империя» на Востоке была не только страной «самой чистой морали», но и подлинным царством разума, ведь на службу там благодаря экзаменам отбирали самых образованных и добродетельных! Самые горячие головы делали Конфуция своим союзником в борьбе за полное уничтожение «религиозных предрассудков». Например, французский вольнодумец Фрере утверждал, что Конфуций передал своим близким ученикам тайное учение о божественности всей природы. Некоторые же соотечественники Фрере прямо называли Конфуция атеистом.

Разумеется, неумеренное преклонение перед экзотическим восточным мудрецом вызывало и определенное противодействие. Откроем, к примеру, книгу «Разговоры мертвых», опубликованную в 1700 году известным французским литератором Фенелоном. Мы можем прочитать в ней воображаемый диалог между первым учителем Китая и первым философом европейской древности – Сократом. У Фенелона Сократ говорит о себе:

«– Я никогда не помышлял о том, чтобы сделать из людей философов. Я предоставил невежд и злодеев их заблуждениям, ограничившись наставлениями небольшому числу учеников, возвышенных духом.

– А что касается меня, – признается Конфуций, – я пренебрег утонченными размышлениями, ограничившись общепонятными правилами, дабы воспитывать в людях добродетель. И я разослал по свету своих учеников в надежде распространить основы нравственности во всех пределах нашей империи…»

В изображении Фенелона Конфуций предстает невзыскательным проповедником житейской мудрости, думающим не столько об истине, сколько о благонравии людей. Оценка, прямо скажем, не имеющая отношения к действительному Конфуцию, но зато неожиданно много сообщающая об умонастроении эпохи самого Фенелона. В ней угадывается одна из глубочайших посылок европейской традиции: человек в его нынешнем, «падшем» состоянии не может сбросить гнет собственного эгоизма, и поэтому его добродетельные поступки и даже обычная вежливость – не более чем личина, маскирующая его истинный лик. Но противопоставление истины и благочестия, конечно, совершенно чуждо конфуцианской традиции, которая наставляла: «Не обманывай в темноте – это пригодится тебе, когда ты будешь на виду».

Мода на Конфуция в Европе прошла после Великой французской революции, и в XIX столетии китайским Учителем там интересовались разве что профессиональные востоковеды. В самом деле: чем мог увлечь этот автор простодушных сентенций корифеев тогдашней европейской учености – самовлюбленных теоретиков «исторического прогресса», создателей изощренных систем диалектики? Но приятно отметить, что интерес и уважение к Учителю Куну не пропали в России. В 1796 году увидел свет первый русский перевод избранных изречений китайского мудреца. И как не вспомнить упоминание о Конфуции в черновых набросках к первой главе пушкинского «Евгения Онегина», где великий поэт с присущим ему блеском позволяет нам взглянуть на Учителя Куна в несколько неожиданном, но отнюдь не обманчивом ракурсе:

…мудрец Китая Нас учит юность уважать, От заблуждений охраняя, Не торопится осуждать. Она одна дает надежды…

С особым вниманием отнесся к первому мудрецу Китая Лев Толстой, много лет изучавший конфуцианское учение и назвавший его создателя человеком «необычайной нравственной высоты». А в 1910 году, в год смерти писателя, появилось составленное им изложение основных заповедей конфуцианства. Толстого больше всего привлекала в Конфуции проповедь «внутреннего равновесия» в человеке и непрестанного нравственного совершенствования, столь созвучная его собственной жизненной философии. Высоко ценил Толстой и гуманистическое содержание Конфуциева учения, неприязненное отношение китайского мудреца к войнам и вообще насилию, его внимание к практической морали, совет искать великое в малом. По свидетельству Буланже, издавшего в сотрудничестве с Толстым книгу «Жизнь и учение Конфуция», великий русский писатель прозорливо учил «не поддаваться первому впечатлению „скучности“ учения китайцев, а терпеливо ознакомиться с ним и проникнуться его духом». Мудрый совет, который и в наш спешащий век будет полезен каждому, кто хочет прикоснуться к духовным сокровищам Востока.

* * *

Драматична и полна противоречий судьба наследия Конфуция на Дальнем Востоке в Новое время – время революционной ломки старинного уклада. Еще в эпоху Средневековья конфуцианское учение пустило глубокие корни в соседних с Китаем странах – Корее, Японии, Вьетнаме. Оно же, к слову сказать, немало способствовало складыванию в этих странах новой национальной культуры. Еще и сегодня в японской столице Токио по соседству с бетонными коробками современных зданий прячется в зелени тополей храм Конфуция, построенный чуть больше ста лет тому назад – в те годы, когда Япония вступила на путь капиталистического развития. И сегодняшние японцы горды тем, что сберегли в своей жизни Конфуциев идеал ритуала… А вот в самом Китае идеи Учителя Куна с трудом находили себе место в новой жизни. В 1911 году последний в китайской истории император отрекся от престола и в стране была провозглашена республика. С гибелью старой государственности потеряло свою политическую опору и конфуцианство, всегда связывавшее свой общественный идеал с правлением «просвещенного государя». Правда, после 1911 года консервативные правители Китайской Республики некоторое время пытались превратить конфуцианство в национальную религию китайцев на манер христианства или ислама, но эти попытки заново обожествить Конфуция были явно надуманными и успеха не имели. И все-таки даже во времена правления Гоминьдана почитание Конфуция все еще официально поощрялось. Достаточно сказать, что в 1935 году всем государственным служащим было вменено в обязанность поклоняться Конфуцию как «величайшему и мудрейшему Первому Учителю».

Но по мере углубления революции Конфуций подвергался все более резкой критике со стороны передовой китайской интеллигенции. Борцы за новую, демократическую культуру Китая увидели в Конфуции и его идейном наследии главную причину отсталости родины, засилья в ней «деспотических и феодальных порядков». Конфуцианской традиции они с некоторых пор дали насмешливое прозвище «семейная лавочка Конфуция». И хотя многие критики Учителя Куна оговаривались, как выразился один из первых китайских марксистов Ли Дачжао, что они «нападают не на Конфуция, а на высохший труп двухтысячелетней давности», отделить одно от другого в тогдашней китайской действительности было не так-то просто. Конфуций оставался в глазах китайских революционеров поборником тирании, удушающей схоластики, угнетения женщин, бездушной церемонности, одним словом, виновником тысячелетиями процветавших в Китае бесчеловечных, или, если воспользоваться крылатым словом виднейшего революционного писателя Китая Лу Синя, «людоедских» порядков, которые поставили страну на грань гибели. «Семейная лавочка Конфуция» стала излюбленной мишенью китайских сатириков нового поколения, благо для осмеяния Учителя Куна большой фантазии не требовалось. Небольшое усилие воображения – и вот он, первый мудрец Китая: автор псевдоглубокомысленных сентенций, что-то вроде китайского Козьмы Пруткова, человек ограниченный и не приспособленный к жизни, случайный баловень истории, вознесенный до небес учениками, такими же глупцами, как он сам. Какая пикантная тема для китайцев, веками воспитывавшихся в атмосфере благоговейного почитания «первого Учителя»! Впрочем, сатирический взгляд на Учителя Куна в немалой степени был подготовлен предшествующей эволюцией его образа в китайской культуре: превращением Конфуция в героя популярных анекдотов, в персонажа грубоватых простонародных гравюр. Новые сатирики пользовались старым материалом, совершив почти незаметную подмену ценностей: на место анекдота, еще оберегавшего внутреннее, символическое пространство смысла в традиционной словесности, пришла карикатура – образ, отсылающий к внешней действительности и по сути своей натуралистический. Это разрыв с прошлым, не отрицающий преемственности с ним. Может быть, поэтому нет-нет да и проскользнет в сатирических выпадах против традиции грусть по чему-то безвозвратно утерянному в образе незабвенного Учителя…

Однако грусть – чувство хрупкое и скоротечное. После образования Китайской Народной Республики в 1949 году имя Конфуция вновь было поставлено на службу политике. Учителя Куна объявляли то реакционером, виновным в вековой отсталости Китая, то мыслителем не менее прогрессивным для своего времени, чем Карл Маркс в современную эпоху. А потом, уже в начале 70-х годов, пронеслась бурной грозой кампания «критики Конфуция», когда имя Учителя Куна превратилось в символ контрреволюции. Но не являются ли все эти ожесточенные нападки на древнего мудреца и эта неутолимая потребность использовать его имя в политической борьбе наилучшим свидетельством того, что даже в революционном Китае тень Конфуция по-прежнему осеняла собой живых?

* * *

Может ли Конфуций быть нашим современником? Еще два-три десятилетия тому назад такой вопрос показался бы по меньшей мере странным. Кто мог тогда увидеть в этом картинно-церемонном мудреце из невообразимо далекой древности нечто большее, чем интеллектуальное ископаемое, экзотический курьез, в лучшем случае – глашатая прописных истин морали, столь же всеобщих и безупречных, сколь и малопригодных в реальной жизни? Кто, кроме горстки кабинетных ученых или любителей назидательного резонерства, мог всерьез интересоваться им? Да и нет у Учителя Куна достоинств, так привлекающих современных людей в иных мудрецах Востока: не обещает он своим последователям ни сверхъестественной силы, ни райского блаженства, ни «полного прозрения». Его правда скромна, обыденна, не сказать скучна. И каждый ли может легко принять ту истину, что всякие возвышенные прозрения пройдут, но лишь повседневное, неприметно обычное в человеческой жизни конца не имеет? Это «откровение» Учителя Куна кое-кому покажется, наверное, пострашнее разверстого ада.

Тем не менее в наши дни Конфуций, так долго бывший объектом яростной критики, снисходительного любопытства или отстраненно-академического созерцания, снова возвращается в круг живых учителей человечества. Происходит это уже в силу чисто объективных причин. Оказалось, что наследие Конфуция вовсе не мешает, а во многих отношениях даже способствует научно-технической революции в нынешних восточных обществах, входящих в орбиту конфуцианской цивилизации. Достаточно вспомнить поразительные успехи, достигнутые в последние десятилетия Японией, Тайванем, Сингапуром, Южной Кореей. Да и в самом Китае конфуцианство ныне вновь объявлено основой духовной жизни китайского народа. Выяснилось, кроме того, что конфуцианство, уделяющее главное внимание проблеме человеческого общения и общественного согласия, способно резко повысить и творческий потенциал общества, и даже эффективность новейших технологических систем. И мы уже не удивляемся, когда встречаем в журнале статью о японском экономическом чуде, озаглавленную: «Капитализм по Конфуцию»… Мы не удивляемся и тому, что даже в Америке, с легкой руки почитателей Учителя Куна из числа университетских профессоров, вошел в обиход термин «бостонское конфуцианство»… В самом деле, мы только сейчас начинаем понимать, что эффективны не технические приспособления сами по себе, но воля и разум самого человека, или, как говорили в Китае, «техника сердца» (синь шу), обеспечивающая доверие, искренность и радушие между людьми. «Техника сердца», помноженная на технику ума и технику рук, – вот завтрашний день человечества, и наследию Конфуция уготовано в нем, несомненно, одно из видных мест. Выходит, древнее и в древность обращенное конфуцианство может быть учением электронного века? Это звучит парадоксально, но ведь крайности сходятся: полная технизация жизни наделяет человека новой ответственностью за судьбу Земли и, как никогда ранее, требует от него веры в силы и возможности человеческого духа.

Поделиться:
Популярные книги

Возвращение

Кораблев Родион
5. Другая сторона
Фантастика:
боевая фантастика
6.23
рейтинг книги
Возвращение

Смерть может танцевать 4

Вальтер Макс
4. Безликий
Фантастика:
боевая фантастика
5.85
рейтинг книги
Смерть может танцевать 4

Осознание. Пятый пояс

Игнатов Михаил Павлович
14. Путь
Фантастика:
героическая фантастика
5.00
рейтинг книги
Осознание. Пятый пояс

Провинциал. Книга 2

Лопарев Игорь Викторович
2. Провинциал
Фантастика:
космическая фантастика
рпг
аниме
5.00
рейтинг книги
Провинциал. Книга 2

Сердце дракона. Том 18. Часть 2

Клеванский Кирилл Сергеевич
18. Сердце дракона
Фантастика:
героическая фантастика
боевая фантастика
6.40
рейтинг книги
Сердце дракона. Том 18. Часть 2

Краш-тест для майора

Рам Янка
3. Серьёзные мальчики в форме
Любовные романы:
современные любовные романы
эро литература
6.25
рейтинг книги
Краш-тест для майора

Вечный. Книга IV

Рокотов Алексей
4. Вечный
Фантастика:
боевая фантастика
попаданцы
рпг
5.00
рейтинг книги
Вечный. Книга IV

Антимаг его величества. Том III

Петров Максим Николаевич
3. Модификант
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Антимаг его величества. Том III

Пропала, или Как влюбить в себя жену

Юнина Наталья
2. Исцели меня
Любовные романы:
современные любовные романы
6.70
рейтинг книги
Пропала, или Как влюбить в себя жену

Совок 4

Агарев Вадим
4. Совок
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
6.29
рейтинг книги
Совок 4

Попытка возврата. Тетралогия

Конюшевский Владислав Николаевич
Попытка возврата
Фантастика:
альтернативная история
9.26
рейтинг книги
Попытка возврата. Тетралогия

Одиссея адмирала Кортеса. Тетралогия

Лысак Сергей Васильевич
Одиссея адмирала Кортеса
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
9.18
рейтинг книги
Одиссея адмирала Кортеса. Тетралогия

Последний Паладин. Том 5

Саваровский Роман
5. Путь Паладина
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Последний Паладин. Том 5

Столичный доктор

Вязовский Алексей
1. Столичный доктор
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
8.00
рейтинг книги
Столичный доктор