Конгрегация. Гексалогия
Шрифт:
Беседы же с Бальтазаром Коссой запомнились майстеру Бранталино особенно, ибо сей недостойный муж, позор человеческого рода и образчик нечестия, имеет и тогда уже имел талант к складыванию слов, приумноженный университетскими науками. По впечатлению майстера Бранталино, Бальтазар Косса умеет очаровать, но нет в том колдовского усилия его мысли, а просто словно окружает его нечто, под власть чего подпадает беседующий с ним. Оттого, думаю, он и не знает отказа у женщин, ибо женщина, как существо слабовольное и разуму мало подвластное, не думая, погружается в его дьявольское обаяние и отдается ему. Я и сам не единожды замечал, как непросто бывает возразить ему, и как люди, никогда прежде его не знавшие или настроенные в его отношении даже и враждебно, проникались после бесед с ним искренними к нему уважением
Беседы же майстера Бранталино с ним были продолжительны и непросты. Открыто Бальтазар Косса не сознавался в обладании колдовскими умениями, однако держался бесстрашно и насмешливо, строя слова так, что можно было понять, и майстер Бранталино понимал, что умения сии в нем есть, и что он может их употреблять по своей воле. Бальтазару Коссе были дадены сутки на раздумья с условием добровольного признания, и вот тем-то днем и случился его побег. Повторюсь еще раз, что вынудить майстера Бранталино к откровенности было непросто, однако пишу это не для того, чтобы преувеличить собственные заслуги, а лишь чтобы показать, насколько нешуточно все свершившееся, если даже Великий инквизитор опасается говорить о том и не желает будить эти воспоминания в своей душе.
Итак, в феврале 1385 a. D. (точного числа он не вспомнил, а запрашивать документацию по сему делу остерегся) Бальтазар Косса бежал из заключения. Обнаружили сие, когда он уж скрылся вместе со своею любовницей. Как и что свершилось в его камере, осталось неведомым, и майстер Бранталино может говорить лишь о том, что было найдено там.
Страж, коий охранял тюремный коридор, был мертв, однако не убит так, как мог бы убить человек, не была сломана шея или проломлена голова, не было никаких ранений клинком или избиения, или удушения. Пол в камере Бальтаза Коссы был покрыт водою, словно бродил по ней некто, вымокший до нитки и вошедший в дом с проливного дождя, а сам же страж был утоплен. Каким образом этот гнусный преступник вынудил стража войти в его камеру, дабы отнять у него ключи, осталось никому не известным. Также не сумел никто выяснить, как же можно было произвести утопление средь каменных стен, где и бочек-то с водою не было, и причем вода пахла солью и водорослями, иными словами, была она морскою.
Еще майстер Бранталино, прибывши на место, видел на стенах царапины в камне, словно бы некто скреб по ним щеткой из проволоки, каковой отчищают конюшни, и на полу такие же, будто некое существо цеплялось за них конечностями своими. И еще один страж был найден мертвым, но этот уж не утопленным. На шее его был след, однако не от ладони, а будто от толстого каната, на каковом удержался бы небольшой подъемный мост, и майстер Бранталино сказал, что видел такие следы прежде. У моряков, бывало, и у мальчишек, что любят плавать в море, такие следы оставались от соприкосновения с медузами. Однако ж не медуза ведь убила стража, и каких же размеров должна быть эта тварь, чтобы оставить такой отпечаток и еще убить человека? На сей вопрос майстер Бранталино ответа не знает, и я не знаю, что сказать вам. Питаю надежду, что ваших знаний, кои поболе моих в таких вопросах, достанет, дабы понять, как и что приключилось в тот день.
Майстер Бранталино тогда повелел сокрыть в тайне все произошедшее, ибо были у него влиятельные враги, которые его неудачей воспользовались бы, дабы представить все как итог его некомпетентности. После же, узнав, что бывший его заключенный и обвиняемый ныне доверенное лицо самого понтифика, майстер Бранталино более к сей теме не возвращался и счастлив уж тем, что Бальтазар Косса, обретши такую власть, не употребил ее для мести своему обидчику.
Вот то, что мне стало ведомо, и более прибавить я ничего не могу. Засим остаюсь, да хранит вас Господь и споспешествует делам вашим».
Донесение от: май, 1397 a. D. Штрасбургское отделение Конгрегации.
«Согласно вашим указаниям, проведена беседа с монахом обители святого Арбогаста, каковая беседа подтвердила наши подозрения. Брат Гюнтер передал нам чертежи, по которым и был собран механизм Генсфляйша (Гутенберга). Есть у него и еще несколько набросков, в коих разобраться препятствует мне мое малое понимание предмета. Брат Гюнтер без уговоров и с удовольствием вручил их мне, посему я переправляю несколько образчиков вам для ознакомления и принятия решения, не стоит ли брату Гюнтеру (Лейтнеру) сменить свой монастырь на келью академии.
Также я провел тайную беседу с Хенне Генсфляйшем (Гутенбергом). Говорить тот поначалу не желал, однако после незначительного нажима изложил ответы на все интересующие нас вопросы. А именно:
1. Он подтвердил, что чертеж монаха обители святого Арбогаста был основой для создания его механизма.
2. Он сознался в том, что навещавший его человек из Майнца действительно служит в окружении архиепископа Иоганна фон Нассау.
3. Он сознался в том, что были сделаны чертежи иного механизма, схожего с печатающим на бумаге, каковой позволял изготовлять монеты. Эти наброски также принадлежат выдумке брата Гюнтера, каковой от скуки взялся за идею усовершенствования монетного пресса с целью уменьшения износа деталей и упрощения (то есть, удешевления) производства. Один из чертежей прилагаю к донесению.
Скопированные Генсфляйшем (Гутенбергом) схемы были переданы приближенному архиепископа Майнцского, что наводит на известные подозрения. Согласно данному вами дозволению, Хенне Генсфляйш (Гутенберг) был передан в руки светской власти со всеми имеющимися у нас уликами и признанием, и после судебного разбирательства повешен».
Рабочая записка от: май, 1397 a. D.
«Бенедикт, мнится мне, я нашел, на чем поймать майнцского архиепископа. А. упоминала, что Император рвет и мечет, изыскивая способы к нему подобраться, и мы этот способ, видимо, отыскали. Пускай А. бросает все дела и едет, нам надобно побеседовать, у меня нашлась для нее зацепка, которую надлежит проверить. Если все сложится, как должно, Император получит майнцского курфюрста с потрохами».
Глава 14
Сентябрь 1397 года, Богемия.
Оперативность собратьев-конгрегатов порой внушала искреннее уважение. Разумеется, бывало и так, что вызванной даже самым быстрым голубем подмоги приходилось ожидать днями, что ответ на срочный запрос приходил, когда в нем уже не было нужды, но на сей раз все было иначе. На зов пражского обер-инквизитора два следователя и два эксперта явились так скоро, будто ожидали команды где-то в одной из многочисленных пригородных деревенек, и взялись за дело немедленно. Прибывшие вместе с ними вооруженные до зубов вояки были не из числа бойцов зондергруппы, однако действовали вряд ли намного менее слаженно и выверенно: место вчерашней трагедии оцепили вмиг, выставив оттуда тех немногих, что не стали сниматься с мест даже после ночного происшествия. Изгнанные с околористалищного поля частью отправились таки по домам, частью стянулись в город, отчего Прага стала похожа на осажденную крепость еще более, чем прежде, и теперь на улицах и в трактирах, в постоялых дворах и частных домах рассказывали одну и ту же историю, и, наверное, это был один из тех немногих случаев, когда событие хоть и пересказывалось порой с искажениями, порожденными страхом и растерянностью, но не снабжалось преувеличениями и измышлениями. Реальность оказалась куда страшней вымыслов и легенд просто потому, что оказалась реальностью.
На улицах тут и там порой можно было видеть встрепанных, словно они лишь только что вырвались из стаи бродячих собак, возбужденных, с горящими глазами, бродячих монахов, поминающих папское осуждение турниров. Однажды Адельхайде удалось даже услышать отголосок такой проповеди под самыми стенами пражского дворца – на площади у собора святого Витта; от ее окна можно было уловить обрывки выкрикиваемых проповедником проклятий тем, кто участвовал в грешных смертельных забавах, и призвания Господа в свидетели, что Дикая Охота, которая суть слуги Сатаны, потому и явилась за душами погибших в этой богопротивной брани. Когда громкий, хорошо поставленный голос перешел к повествованию о том, какова доля вины устроителя этого неправедного торжества (а именно – Императора), сквозь толпу к оратору пробились прибывшие со следователями бойцы, однако, по словам фон Люфтенхаймера, проповедник за мгновение растворился в пространстве с завидным проворством. Попытки отыскать его в людской массе были, что вполне логично, безуспешными.