Конгрегация. Гексалогия
Шрифт:
– Это еще не подозрения, Рупрехт, – возразила Адельхайда со вздохом. – Всего лишь предположения, догадки, даже не версия.
– Но ведь нельзя же бездействовать. Быть может, стоит поступить, как они? Без особенных подробностей, могущих выдать вас, описать ситуацию конгрегатам? Намекнуть на то, что эти двое ведут себя подозрительно, и направить их внимание на Эрвина и Матиаса?
– А если мы ошибаемся? Ведь вовсе не факт, что всё так и есть, и не исключено, что эти юноши просто оказались чуть сознательней и умней, чем мы прежде о них думали, и действуют без какой-либо крамольной подоплеки. Есть ведь и простое объяснение: я им просто не нравлюсь, как и многим, полагающим, что я слишком вольна для женщины и нарушаю неписаные правила нашего общества. Я точно знаю ad minimum еще
– И каким же?
– Мне надо подумать, Рупрехт, – мягко произнесла Адельхайда. – Не спешите – ни с выводами, ни с действиями. Скажите лучше, не стало ли известно чего-либо нового в связи с письмом на дверях собора?
– Если и стало, конгрегаты мне не отчитываются, – недовольно поморщился фон Люфтенхаймер. – Да и Его Величество пребывает в неведении касательно их выводов или вообще ведомой им информации. Они ведут себя своевольно и даже с Его Величеством обращаются неподобающе. Его допрашивают, можете себе вообразить, госпожа фон Рихтхофен? Допрашивают Императора!
– Для них он просто свидетель, – пожала плечами Адельхайда. – И это, быть может, даже верно. Ведь в любом случае то, что они делают – ради его же блага.
– Вы на чьей стороне? – недовольно буркнул фон Люфтенхаймер, и она улыбнулась:
– Я на стороне Его Величества. А сейчас наличие здесь инквизиторов ему на пользу. Мы с этими двумя просто пойдем разными тропами к одной цели: раскрыть заговор, приведший к смерти множества людей.
– А вы полагаете, получится? – с внезапной усталостью спросил фон Люфтенхаймер, отчего-то понизив голос. – У нас или у них… Вы убеждены в том, что виновный будет найден?
– Я на это надеюсь, Рупрехт. Они мастера в своем деле…
– Я слышу в вашем голосе сомнения? Полагаете, конгрегаты прислали сюда не лучших? Вы предпочли бы видеть здесь Курта Гессе?
– Почему вы вдруг заговорили именно о нем?
– Говорят – он лучший, – отозвался тот, помедлив. – И, насколько мне известно, вы отзывались о нем самым лучшим образом после возвращения из Ульма. Его Высочество полагает его одним из новых Героев Империи…
– Этот человек избавил меня от кошмарнейшей смерти, Рупрехт, – улыбнулась Адельхайда через силу, – посему я, что поделать, буду его нахваливать. И – да, я полагаю, что он имеет неоспоримый талант к раскрытию сложных дел. Однако конгрегатское руководство наверняка откомандировало сюда лучших из тех, что есть – ведь речь идет об Императоре, о его безопасности, об Империи. В эти дни здесь, кроме инквизиторов, еще и их expertus’ы, а эти господа способны на многое.
– Сейчас место ночного происшествия оцеплено, – вздохнул фон Люфтенхаймер. – Эти expertus’ы что-то делают там, среди разгромленных шатров, но я не представляю, что. Конгрегаты говорили, что сюда вызваны два священника, которые смогут «противостоять этим силам»; уж не знаю, что они под сим разумели. Видимо, они намерены произвести освящение земли вокруг ристалища, но всё, что произошло, слишком серьезно, чтобы с этим справился рядовой священнослужитель. Что там творится сейчас, я не знаю; с конгрегатами прибыло не слишком много бойцов, однако они ухитряются держать под присмотром все подступы. А у меня зарождалась мысль еще раз провести осмотр места…
– Для чего? Что вы там отыщете? Не оброненный же Диким Королем меч… Бросьте, Рупрехт, и ваше, и мое место сейчас здесь. Сомневаюсь, что виновник, будь то участник или же исполнитель, сунется туда – попросту незачем.
– Так что же мы станем делать? – нетерпеливо спросил фон Люфтенхаймер, неопределенно кивнув в сторону двери; Адельхайда улыбнулась:
– Обедать.
– Обедать? – переспросил тот растерянно.
– Обедать, – подтвердила она безмятежно. – Сейчас ведь близится время трапезы. Не знаю, как вы, Рупрехт, а я от всех этих волнений нагуляла волчий аппетит. Вскоре созовут к столу, где соберутся все. Включая Матиаса и Эрвина.
– Понимаю… – медленно проговорил фон Люфтенхаймер. – Хотите понаблюдать за тем, как эти двое станут себя вести…
– Именно. Хочу увидеть, как они будут держать себя после сегодняшних бесед с инквизиторами, с кем будут говорить за столом и будут ли, а если мне посчастливится, то и – узнать, о чем. Повторюсь еще раз: не следует принимать поспешных решений и совершать необдуманные поступки. Терпение есть неплохая добродетель.
– Сперва это чудовищное массовое убийство, – хмуро перечислил фон Люфтенхаймер, – потом дьявольские сущности и снова множество смертей. Терпение – несомненная добродетель, госпожа фон Рихтхофен, но не станет ли результатом нашего терпения лишь новое несчастье?
– Результатом неосмотрительных деяний оно может стать много вероятней, Рупрехт, – мягко, но настойчиво возразила Адельхайда. – Задумайтесь над тем, что от наших с вами слов и поступков зависит ни много ни мало – судьба Империи.
– И?
– И наберитесь терпения, – повторила она настоятельно.
***
О том, что обсуждают украдкой, на ухо друг с другом, гости королевского замка, можно было даже не догадываться – знать, и не только потому, что то же самое обсуждалось и вслух, в полный голос, когда все собрались на обеденную трапезу. Прибывшие инквизиторы не переговаривались друг с другом, однако молчать им все ж не давали: всякий сидящий поблизости, и всякий, сидящий поодаль, кто тихо, кто повышая голос, вопрошал об обнаруженном на дверях собора письме, о выставленных к полю у ристалища бойцах, о продвижении расследования, о жутких призраках, уносящих души, ожидая здесь же и теперь ответов и решений, требуя сказать, что и как Конгрегация намерена делать с бунтовщиками, малефиками, привидениями, духами, предателями и, наконец, со вконец зарвавшейся Фемой. Глядя на то, как спокойно и невозмутимо отзываются следователи на граничащие порой с хамством требования господ рыцарей и слезные заклинания дам, Адельхайда невольно усмехнулась, вообразив на их месте упомянутого фон Люфтенхаймером майстера Гессе. Будь он здесь вместо этих двоих (или даже просто вместе с ними), на столь сдержанное общение вопрошателям рассчитывать не приходилось бы…
Фон Люфтенхаймер был столь же мрачен, как и все вокруг, по временам не выдерживая и так же, как прочие, одолевая инквизиторов вопросами. Порой Адельхайда ловила его взгляд на себе, порой видела, как он смотрит на приятелей наследника, и во взгляде этом ничего хорошего не было.
Сами приближенные принца, сидящие друг подле друга, не говорили ни с кем. Ни одного вопроса следователям ими задано не было, ни с кем из соседей по столу они не перемолвились ни словом, лишь изредка перешептывались между собою, и их частые пристальные взгляды Адельхайда ощущала на себе всей кожей. Ели оба мало и еще меньше пили, и для того, чтобы ощутить исходящее от них напряжение, не надо было иметь способности expertus’а Конгрегации.
В очередной раз уловив краем глаза брошенный в ее сторону взгляд, Адельхайда обернулась к окну, взглянув на солнце, и нарочито вяло ковырнула ложкой снедь в своем блюде, подчеркнуто нервозно ерзнув на скамье. Всякий раз, ловя на себе взор одного из принцевых приятелей, она косилась в окно, на висящее в небе солнце, потом на дверь, или нетерпеливо оглядывала собравшихся гостей, а когда правила приличия позволили, наконец, покинуть трапезную залу, поспешно встала и вышла, напоследок еще раз взглянув на солнце.