Конкистадор
Шрифт:
«Да как это вообще можно – быть терранцем, и ни разу за всю жизнь не побывать на Холодцовском городище?!»
И потешно хмурилась при этом.
«…Почему я до сих пор не показала его тебе, мужу своему!»
Вот, решила показать. Историки не ищут легких путей. Впрочем, еще час назад ее идея не вызывала у Сомова ни малейших подозрений.
– О! Этого я не ожидала… – донесся из-за мшистого валуна голос Катеньки.
Виктор преодолел разделявший их десяток шагов. Она стояла, прислонясь спиной к валуну. Увидела его и кивнула головой, показывая, вот мол, посмотри, экая тут несуразица.
Действительно, этого не
Тропинка уходила в широкую и пологую ложбину; отличный путь к самой вершине, да и осталось-то всего-ничего… Если бы не одно но. На дне ложбины тут и там разбросаны были грязно-белые пятна старого снега. Кое-где они перегораживали тропинку, однако это еще полбеды. Снег сочился водой, ручеек петлял в траве, и почва сделалась скользкой, как мыло. От валуна, рядом с которым стояли Катенька и Сомов, было отлично видно: вниз тут съехать – пара пустяков: сядь на попу и оттолкнись, только не забудь предварительно одеть каску на голову; но наверх?!
– Сомов… – со вздохом произнесла Катенька, – если ты откажешься, я тебя пойму и не стану обижаться.
– Ничего. Как-нибудь не размокнем.
– Это значит «да»? – прищурившись, переспросила его супруга.
– Давай-ка, сударыня, доведем дело до конца.
Она лучезарно улыбнулась в ответ. Ну как же, Холодцовское городище – это наше все, кроме Пушкина Александра Сергеевича.
Полезли в ложбину.
Виктор порядком запыхался. Если бы вместе с ним карабкался на гору кто-нибудь другой, Сомов давно плюнул бы на это дело. Еще с трети маршрута повернул бы вниз. Существует миллион способов поддерживать хорошую форму, не залезая по уши в размокшую природу. Кроме того, существует миллион способов потратить время на рискованное, но полезное дело…
Однако рядом с Катенькой Виктор получил бы удовольствие даже от странствий по каким-нибудь гиблым болотам… Все равно – что; все равно – где; все равно – как. Лишь бы вместе.
Цепляясь за стволы деревьев, машинально обходя темные лужицы, минуя коварные осыпи, Сомов несуетливо тянул нить размышлений. Ему доставляло удовольствие мысленно отстать шагов на десять и разглядывать со стороны себя и свою жену. Подходить поближе. Делать несколько шагов назад – как художник, издалека оценивающий достоинства и недостатки этюда на мольберте… Положительно, «этюд» его радовал.
«Семья никогда не держится на одной страсти», – так говорила ему мать. Давным-давно. Тогда он еще не был знаком с Катенькой. Нет, мать не ошиблась. Терра вот уже полвека славилась добрыми семьями, и Сомов знал многие пары, на которые можно было любоваться бесконечно. Порой он чувствовал в себе странную «коммерческую» жилку: ловил себя на том, что оценивает семьи словно какие-нибудь торговые товарищества. «Это предприятие протянет долго… это лопнет скоро… а это будет мучиться бесконечно и бессмысленно». Первых, по счастью, всегда было больше. Насчет вторых Виктор знал точную примету: если муж или жена… все равно кто… словом, кто-то из них принимался рассказывать, сколько сильно желает вторую половинку, или сколько страстно жаждет плотских игр оная половинка, – пиши пропало. Разбредутся. Слишком надеются на стремление плоти к плоти, слишком многое поставили на взаимное обожание. Да, желание способно сблизить мужчину и женщину, но из простой суммы тел семьи не рождаются.
С Катенькой Сомову было легко – не минуло и первого месяца их знакомства, а он уже почувствовал эту необыкновенную легкость… Легче, нежели с кем-нибудь еще: родителями, друзьями, сослуживцами. Она подходила ему как воскресенье подходит к концу недели.
Случалось, конечно, им поссориться. Но ссоры не копились в душе многослойной грязной коркой. Ссоры уходили из памяти, забывались… Оба они бывали друг к другу милосердны и уступчивы.
…а страсть не прошла, никуда она не делась.
И даже эти безобразные штаны не казались ему столь уж… ээ… Но ведь она так хотела показать ему клятое городище! Пусть покажет. Пускай. Ладно. Что уж там. Жизнь – штука длинная, если один теплый дождь передвинуть в ней на полчаса или даже на час, вселенная не обидится и душа не помрачнеет. Ладно.
На последней стометровке его собственные штаны обрели вид губки, из которой нетрудно выжать пару литров чистейшей грязи. Один раз он просто поехал на коленках вниз, отчаянно хватаясь за пористые снежные линзы, царапая пальцы о твердую корочку, их покрывавшую, чертыхаясь и улавливая краем уха Катенькину лихую ругань. Откуда она все это знает? И ведь до сих пор – ни разу. И ведь доктор исторических наук. И ведь с Сашей неделю не разговаривала, выдерживая характер, когда он вякнул одно единственное словечко. Правда, что за словечко это было!
Сомов где-то шагом, а где-то ползком упрямо продвигался вперед и вверх.
…Иногда ему казалось: их брак напоминает вечернюю прогулку по тихой аллее. Бредут рядышком, она взяла его под локоть. Разговаривают вполголоса и от одной этой беседы, неспешной и ласковой, оба испытывают ни с чем не сравнимое наслаждение. Может быть даже, от одного звука родного голоса… Любой пустяк в их длинном разговоре обретает смысл и высокое значение. Покупка детской одежды возвышается над рождением и гибелью звезд. А совместное решение завести кота стоит сотни военных триумфов. А… ой. Ой.
– Все, Сомов. Добрались.
«Господи, слава Тебе, человеколюбцу…»
Виктор повернул голову и… испугался. Такого не может быть, потому что не может быть никогда. У Терры-2 не было своего средневековья. Всей ее истории – чуть больше века. Откуда взяться рыцарям, замкам, государям, принцессам? Тем не менее, в сотне шагов от него возвышалась настоящая замковая башня – совершенно как в учебных программах о старинной Франции или, скажем, какой-нибудь Англии… Мощная приземистая башня, выложенная из серых тяжелых блоков, с узким бойницами и мощными зубцами наверху. Нельзя сказать, чтобы она вглядела старой развалиной. О, нет. Вполне свежая башня, ни единой трещины, правда, не хватает пары зубцов, да еще спереди у нее, над зияющей пастью ворот, черные подпалины.
«Штурмовали ее что ли?» – Сомов не мог поверить глазам своим…
Точно, штурмовали. Подойдя поближе, он разглядел безобразные раковины, оставшиеся от пуль и оружия потяжелее. Дальше, шагах в двухстах, распластались руины второй башни. Выглядела она так, будто взбалмошный великан рассердился на ее защитников и обрушил сверху сокрушительный удар кулака. Хотя по здравому размышлению, что это могло быть? Самопальная ракета класса «земля-земля», такие сто лет назад не пытался клепать из подручных материалов только ленивый… Или штатная ракета «воздух-земля» с вертолетной подвески. А сам вертолет продали ушлые ребята из гарнизона женевской наблюдательной станции – за какое-нибудь старательское золото; а может быть, продали только ракету безо всякого вертолета, в «голяк»; и здешние «специалисты» использовали ее, положив на самопальный, опять-таки, станок, который местные умельцы приторочили стальной проволокой к чудовищному подобию вездехода… Нет, не рыцарские войны тут велись.