Конкистадор
Шрифт:
А вслух он ответил:
– Я не боюсь тебя. Пошел вон.
Даже после этого Древний Хуан не сорвался.
– Я предлагаю тебе кончить дело миром. Если не по любви, то хоть по взаимному согласию. Ты останешься тем, кто ты есть. На своем месте…
«Ах вот до чего дело дошло! Может, черную метку мне даст?»
Его собеседник продолжал:
– Но семью Сомова сейчас же освободишь и тайно, так, чтоб знали только вы двое, извинишься перед ним…
«Так. Значит, еще не знает».
– …Ты не желаешь вреда Терре, ты просто зарвался. Возьми тоном ниже, ты же христианин, хотя и жестковыйный. Нам всем приличествует смирение, тебе, кстати, тоже. Давай же, прояви хотя бы каплю смирения. Капля смирения – и все вернется
– Нет.
И в ту же секунду голова Маслова наполнилась страшной болью. «Блокаду… пробило. А говорили – эту химию никакая боль не возьмет… Неужели – этот? А ведь каким чистеньким был раньше! Теперь… мучает меня… гадина».
– Что?
– Нет, Хуан, нет!
– Я молю за тебя Матерь Божью. Неужели тебе так хочется сплошной стали в этом мире? Еще раз, человек, я прошу тебя о смягчении.
Левый глаз как будто… стал хуже видеть. Да. Точно. Боль, боль, какая боль! Ее беспощадные иглы добрались до позвоночника. Все вокруг против него! Откинувшись в кресле, Маслов закричал:
– Нет! Уйди, я видеть тебя не хочу!
– Я давал тебе шанс. Единственный из всех я просил дать тебе последний шанс.
– Что?
На секунду боль отступила.
– Ты низложен, старик.
Теперь хуже видеть стали оба глаза. Маслов прищурился. Реальность была отделена от него полупрозрачной пеленой, как будто зрачки сделались стеклянными, и откуда-то сверху на них падали дождевые потоки. Сквозь пелену… присмотрелся… светлое пятно… какое-то светлое пятно… рука Хуана и светлое пятно.
– Какую дрянь ты протягиваешь мне?
Древний Хуан не шелохнулся, не произнес ни слова.
– Прочитай мне… Сегодня у меня болят глаза.
– Только сам, – беспощадно ответил его собеседник.
Старейшина протянул руку и взял бумажный свиток. Собственно, ему не требовалось читать, чтобы знать наверняка содержание свитка. На Терре вот уже восемьдесят лет два типа документов обязательно писали от руки, скатывали в свиток и прикладывали тяжелую вислую печать из свинца. Один такой документ он получил семь лет назад, когда Объединенная Координирующая Группа, она же Совет кланов, поставила его первым лицом Независимого Государства Терра. И на той бумаге значились имена и подписи старейшин всех секторов. Так вот, сейчас Маслов мог получить только второй документ… а именно, отменяющий силу первого. Вожак планеты понимал: те, кто готовил переворот, должны были все сделать идеально, не пропустить ни одной мелочи. Он повторил про себя слово «переворот». Они-то думают: «Мы поступаем по закону»… А на самом деле – переворот, настоящий переворот, ведь он, Маслов, делал все правильно, просто у нескольких хлюпиков не выдержали нервы… Воля к сопротивлению трепыхнулась в нем. Нет, должен быть маневр, должен быть ход! Не может быть, чтобы хода не было. Возможно, подпись поставили не все. А если не все – документику грош цена… Разумеется, те, предатели, хлюпики, падаль ходячая, не совершили бы подобной ошибки… Тоже – тертые калачи. Но вдруг? Нельзя упустить даже малейший шанс.
Он сорвал печать и, щурясь, изучил подписи.
Все!
И подписи – настоящие!
Свои, с-суки, из Русского сектора, тоже сдали его, как ненужную шавку, как лишний болт, как драную ветошь. С-суки. Все сговорились. Все сектора. С-суки. Из-за такой-то хреновины!
Боль мучила его нещадно. Но все-таки Маслов подобрался, как злой сильный пес подбирается перед хорошей дракой, все-таки он считал варианты. Нет! Им его не достать. Им его не раздавить! Не так просто он просидел тут без малого семь лет, имеются кое-какие рычаги в силовых структурах. Нужно только выпихнуть Древнего Хуана за дверь и заполучить полчаса… нет, хотя бы пятнадцать минут… О, этого достаточно. Он приведет в действие давние свои административные затеи, он клацнет затвором!
Только он умел держать эту бунташную планету в узде! Только он знал, как вытащить ее из дерьма и привести в порядок. Им, подлецам, некем его заменить.
Эти мысли стремительно пронеслись у него в голове и почти моментально обрели форму законченного плана. В сущности, лишь присутствие Древнего Хуана не давало Маслову заняться делом.
Тут его собеседник заговорил:
– Ты ведь знаешь меня. Ты всех нас знаешь. Подумай хорошенько, пришел бы я сюда… вот так… если бы у тебя оставался хотя бы один шанс. Четверть часа тому назад резиденция твоя взята Советом кланов под контроль, отключены все энергопотоки, помимо отвечающих за освещение, отопление и работу бытовых приборов. У тебя нет связи, паучина. Людей твоих прибрали. О мелкоте я не говорю. Горовец, Лукьян Шпилькин, Бык Турчанский, Худой Янкель, Рябинина, Сергеичев из ОАБ, Банкир и Харя – все под арестом. Обширная единовременная операция, двадцать минут назад все закончили. Горовец и Банкир честно попытались оказать сопротивление, но оба живы. Не бойся за своих людей. Они были тебе верны, никто их за это не накажет.
Маслов все-таки рванулся.
Оглушительный, страшный удар отбросил его назад. Древний Хуан поморщился, встряхивая правую ладонь.
– Значит, пропустили мы кого-то… Ладно, бунтарь Сапата, разберемся еще, кого пропустили… Ты не рыпайся. Допустим, преодолел бы ты меня, добраться до связи попытался бы. Тут ведь дряхлого Хуана много хороших ребят страхует. Ты в прицеле, старик. А я – всего-навсего благообразная картинка, иллюзия слабости. Мои внуки учат меня, мол, дедушка, мятежи надо топить в крови… Твой дурацкий мятеж давно разочли и вычислили. Знаешь, внуки-то правы. Двум из них я носы разбил за государственную дурость, третьему, который настаивал, разбил губу и отправил в пилигримаж к Сантьяго-де-Нуэва-Картахена. Пешком. На триста километров. Очень помогает, по себе знаю. Теперь вот тебе зуб сломал, опять же красненькое течет… Вот и вышло: правы они, кровищи море натекло, – из двух-то разбитых носов, из губы и из зуба. Утопил я в ней мятеж. А?
– Затравили… Суки… Ведь все угробите.
– Глупости. Ты сам все чуть не угробил, а ошибки своей понять не хочешь. Хорошо, если не хочешь, значит, просто упрямый баран. А если не можешь понять, значит наша была большая ошибка, общая, – что когда-то поставили тебя старейшиной, а ты оказался дурак-дураком.
Маслов, размазывая кровь, зло посмотрел на него. Все рухнуло. Шансов нет. Решив так, он неожиданно успокоился. Даже не стал вставать. Лег навзничь, затылком чувствуя тепло подогретого пола. Все. Кончено. Он больше никто. И на нем больше ничего не висит. Дела он сдаст без дерьма и свинства, ничего не портя, нигде не гадя. Маслов любил свою планету. Они так не научились любить ее. С-сучья масть.
– Ты бы хоть спросил меня, старейшина, что мы ошибкой твоей считаем. Ты был кое-кем. Имеешь право задавать вопросы.
– Лишние слова, Хуан. Вы свалили меня. Добились, чего хотели. Избавь меня от лишней болтовни. Какая ошибка, о чем ты? Игра интересов. Хотя, конечно, вижу я ошибку. Некем вам планету взять, нет у вас таких людей. Меня вышвыриваете, а… впрочем, незаменимых нет. Дряхлею. Дерьмом плеваться начал.
– Все? Я ждал от тебя большего, Андрей.
Ох, как больно сделалось распростертому на полу Маслову! Все, вроде бы, давно отболело в нем, душа закаменела. Нет, гляди-ка дергается еще какая-то гадкая слабинка внутри…