Конкистадоры
Шрифт:
– Ничего не понимаю! – бросил он, отодвигая бумаги.
– Так ее впустить?
– Да что вы ко мне с пустяками пристаете! – профессор никогда не говорил с Алисой так грубо. Она была первой женщиной, которую он в принципе осознал как женщину, с которой пока не спал, но понимал, что к этому идет, а стало быть, она станет его женой, как иначе? На интрижки у него просто нет времени. – Ладно, пусть зайдет!
Алиса долго припоминала ему эту отповедь, разумеется, уже после свадьбы. Он давал ей так мало поводов для сцен, был так покладист, а вернее,
В кабинет вошла девушка, лет двадцати пяти. Брюнетка, очень бледная, одета небрежно, темные глаза слегка прищурены. Она остановилась посреди комнаты и предъявила профессору странный предмет – сооружение из железных изогнутых прутьев и винтиков. Все это молча.
– Ничего не понимаю, – раздраженно сказал он. – Это – что?
– Я не знаю, – низким мелодичным голосом отозвалась та. – Но вам просили передать.
– Кто?
– Моя дочь.
Профессор зажмурился, снова широко открыл глаза и уставился на посетительницу. Сонливость прошла.
– То есть?
– Моя дочь просила передать вам это, – невозмутимо продолжала посетительница. – Только здесь не все. Остальное принесу завтра. Слишком тяжело, а попросить помочь некого.
– Да кто, кто вас прислал?
На миг у него явилось странное ощущение, что он сходит или уже сошел с ума – от недосыпания, от постоянных мыслей о Марсе, мало ли от чего. А вот как раз эта женщина, которой никак не может быть больше двадцати пяти лет, странная особа с невообразимым предметом в руках, – нормальна. Профессор тряхнул головой и растерянно пригладил растрепанные рыжие волосы. Вспомнил, что нужно сходить к парикмахеру, иначе станет похож на дикобраза. Такими мелочами обычно занималась Алиса – зубной врач, билеты на самолет, визы, парикмахер, плата за свет, за газ, химчистка… В сущности, она уже почти была его женой.
– Меня прислала дочь, – повторила женщина. – И просила, нет, требовала передать вам это. Куда можно поставить? Оно тяжелое…
– Сюда, – он указал на стол, выбрав путь наименьшего сопротивления. Женщина ему не нравилась, непонятно почему. Она была настойчивой, но все же вежливой. Держалась так, будто пришла по важному делу, хоть и не спешила ничего объяснять. Больше всего профессора смущал ее странный, ушедший вовнутрь взгляд, который ему никак не удавалось поймать…
– Простите, – выговорила визитерша после краткой паузы. – Я должна была сказать сразу, что не вижу. В этой комнате я впервые и не понимаю, где тут что. Боюсь уронить.
«Какой-то бред! – подумал он, принимая у нее тяжелый металлический каркас, больше всего напоминающий средневековое орудие пытки. – Слепая? В самом деле, глаза мертвые». Резко провел пальцами прямо у нее перед носом, но женщина не вздрогнула.
– Вы сказали, что вас прислала… дочь? – Профессор осторожно установил каркас на стол. – Извините, я, может, что-то не сразу воспринимаю, в последнее время сильно устаю… Зачем вас прислали?
– Она обещала, что вы поймете.
– Бред! – На этот раз он высказался вслух. – Что это такое? Зачем? Вы вообще уверены, что пришли по нужному адресу?
– Я слепая, но в своем уме. – Женщина смотрела мимо него и говорила ровно, но было видно, как она волнуется. – Я пришла именно к вам. Адрес и ваше имя назвала дочь.
– Откуда она меня знает? Сколько ей вообще лет? – взвился он.
– Пять. – Визитерша как будто не заметила его раздражительности. – Послушайте, я слепа. Обратиться за помощью мне не к кому. Наверное, если бы я принесла вам сразу все, вы бы задавали меньше вопросов. Давайте поговорим завтра.
Профессор просто не нашелся с ответом и оцепенело смотрел, как женщина разворачивается и очень осторожно, выставив вперед руку, идет к двери. Она слегка промахнулась, ударившись плечом о косяк, но не издала ни звука и молча скользнула в открывшуюся дверь. В кабинет заглянула сердитая Алиса.
– Я же просил кофе! – бросил он, разглядывая загадочную штуку на столе. Этот предмет смутно напоминал ему что-то, но что? Нет, не паука, как показалось впервые, и не орудие пыток. Что-то другое. Очень знакомое. Очень.
Профессор достал сигареты, и когда женщина, все еще стоявшая у окна, обернулась на звук, смутился:
– Можно курить?
– Как хотите. – Она коснулась кончиками пальцев запотевшего стекла. – Холодно сегодня. Сколько вам сейчас лет?
– Семьдесят. – Он закурил и закашлялся. – Вы сразу узнали меня по голосу… Удивительно!
– Ну, я мало с кем разговариваю. А потом, у слепых, как правило, обостряются другие органы чувств, взамен утраченного. Слуховая память у меня абсолютная.
– Вы так и не спросили, зачем я пришел.
– Догадываюсь. Пепельницу? – хозяйка безошибочно нашла ее на журнальном столике и подала профессору. – Вы кое-что поняли, так? То есть проверили. Ведь ученые ничего не принимают на веру. Вам потребовалось тридцать лет!
Последние слова прозвучали презрительно. Профессор неловко ткнул окурком в треснувшую пепельницу, обжег пальцы и коротко вскрикнул. Женщина бросила на него хмурый, тусклый взгляд.
– В чем дело?
– Простите. Тогда я совершил ошибку, но ведь все мы имеем право ошибаться! Хотя… Я и сейчас не уверен ни в чем, но только… Все эти годы я…
Он сбивался, путался в словах и никак не мог произнести того, что вертелось у него на языке уже тридцать лет. Девчонка была права!
– Все эти годы вы – что? – преувеличенно вежливо спросила женщина. – Вспоминали, как выгнали меня?
Профессор действительно вспоминал, чуть не каждый день. Даже когда умирала Алиса. Даже когда получил первые данные о сейсмической активности Ио, одного из четырех крупных спутников Юпитера. И сейчас, когда стало возможным установить на Меркурии сейсмический аппарат, он вспоминал об этом. Хотя всего-навсего выгнал из кабинета слепую помешанную. Возможно, грубо, но…