Конкистадоры
Шрифт:
– Значит, вы с Севера? С настоящего Севера? – Он явно захмелел. – А я тоже оттуда. То есть родители были оттуда. Надеюсь, им удалось уехать. Они меня потеряли на станции, когда бежали. – Он сделал глубокую затяжку и вдруг усмехнулся: – А знаете, меня ведь убьют. Когда я подсел к вам, то подписал себе приговор. Вон они стоят, ждут.
Журналист украдкой взглянул за окно. Полицейские будто вросли в асфальт.
– Говорите тише! – пробормотал он, ложась локтями на столик и оглядываясь. – Почему убьют? За что?
– А вот за это! – Мужчина, уже совершенно не стесняясь, достал из кармана маленький контейнер
– И… только за это? – Журналист был почти не в состоянии говорить. «Это ложь, ложь… А если правда, то… Это не сенсация, это безумие! Мне отсюда не выбраться после того, что я узнал! Но ведь другие возвращались… Правда, без репортажей… Я повидался перед поездкой кое с кем из них, и никто ничего не сумел мне рассказать. Все они вернулись, но…. Они все побывали здесь тайком, в линзах. Адрес подпольной аптеки… Меня он уже не спасет…»
– Вас не тронут, – собеседник словно прочел его мысли. – Скандала не захотят. Зачем вы приехали?
– Узнать, что такое Северные кварталы… – пролепетал журналист.
– А все просто, – тот докурил сигарету и раздавил окурок. Бросил взгляд за стекло. – Стоят, ждут. Понимаете, у нас тут маленький рабочий городок. И работа в шахте тяжелая. Расслабиться можно только здесь. Ну, люди и расслабляются, и делают иногда глупости. Вот и я всю жизнь держусь настороже и знаю, что не надо бы сюда идти, а не могу удержаться. А полиция наготове. Как заподозрят голубоглазого, тащат в участок проверять. Сколько лет уж чистят город, – он усмехнулся, – скоро вычистят. Но пока еще тут многие в линзах. Цепляются за эту паршивую жизнь, пока она не становится поперек горла. Тогда все.
– В-все? – слабо переспросил журналист.
– Когда голубоглазые попадаются, им достается пуля. Это недалеко, вон там, – мужчина указал пальцем за окно. – У стенки. Второй полицейский потом подкрасит штукатурку. У него в ведерке известь.
– Постойте! – Журналист вдруг вспомнил свой опыт работы в горячих точках. Рискованные репортажи, подпольные интервью. То, что помогло ему заработать имя, не сдаваться, идти напролом. – Мы прорвемся! Меня не тронут, я лицо официальное. Вы пойдете со мной. Если с вами что-то сделают, я такое устрою! А уж если на меня посягнут… Тогда будет международный конфликт. Нельзя расстреливать людей только за то, что у них голубые глаза!
– Такое проделывали много раз, и все обходилось, – невозмутимо ответил его сосед. – Я пойду с ними туда, куда должен идти.
– Но почему?! – Журналист вскочил и задел столик. Пустые стопки опрокинулись, одна упала на пол и разбилась, но в их сторону никто не посмотрел. – Как можно быть такой покорной овцой?
Тот посмотрел на него с презрением.
– Овца-то как раз – вы, – спокойно произнес он. – Забрели к волкам и трясетесь от страха. А я не дрожу. Вы там живете спокойно, а я здесь даже во сне не снимаю линзы. У меня трое детей, и младший сын – голубоглазый. Тоже ходит в линзах. Меня вычислили и после расстрела проверят всю семью. Мальчишке конец. И все из-за вас. Хотел помочь… Но…
Он встал и взял со стола сигарету.
– Право оно или не право – это твое Отечество.
Полицейские за окнами оживились, один взял автомат наизготовку. Посетители кафе, которые давно уже только делали вид, что едят и пьют, притихли. В абсолютной тишине мужчина положил взятую сигарету обратно на столик.
– Они, думаю, дадут мне закурить, – сказал он почти свысока. – Как-никак земляки. И возможно даже… Кто-то из них носит линзы.
И вышел. Журналист оцепенело наблюдал, как незнакомец подошел к полицейским, поздоровался с каждым за руку, и все трое двинулись вдоль по улице, туда, где над стеной, окружившей Северные кварталы, уже побледнело рассветное небо.
Так вы там побывали? Недурно, верно? Я-то, как мэр, туда не хожу, но, конечно, все знаю. Проституция, выпивка… А как быть? У нас тут сплошь шахтеры, работа тяжелая, нужно ведь расслабиться. Это компромисс, главное, в город заразу не пускать. Простите, о чем вы?.. Да как вы могли подумать?! У нас смертная казнь запрещена! Линзы, глаза?! Ничего не понимаю! Ну, ну, присядьте, выпейте воды! Вот так… Это все жара, к ней нужна привычка. Ну и нервные вы, северяне!
Еще не уехали? Не думал, что опять увижу вас в музее… В Северных кварталах были? Вот так у нас и живут. Радости там, работа – здесь. Что?! Расстрелы?! Позвольте заметить, о нас болтают всякое, но не всему нужно верить! Постойте-постойте! Не нужно так шуметь, или не уедете отсюда! Что? Я ничего не говорил. Вам послышалось. Не стоит шуметь, вот что я сказал. Линзы! К чему нам линзы?! У вас тепловой удар! Вам никто и не поверит!
Вы не могли узнать ничего, чего не знал бы я, директор краеведческого музея!
Ой, здравствуйте! А я на работу. Как время провели? Понравилось у нас? Нет, я бегу, уже дали третий гудок, а мне в нижний забой. Я откатчица, уголь катаю в вагонетках. Завтра пойдете к нам, в Северные кварталы? Смотрю на вас, и прямо мурашки по коже – никогда таких голубых глаз не видала. У нас их все прячут… Нет, пустите руку, ничего я такого не говорила!
Наверное, рады, что домой едете? Устали от нашей жарищи, вид у вас очень не того… Ничего, скоро уж отправим ваш состав, вот эти два товарных пропустим…. А как приедете, расскажите там, на Севере, что у нас тоже люди живут и работать умеют, как следует, и отдыхать от души… А дурного не говорите. Дурное не вечно, как пятно на стене – замазал известкой, и нет его больше. Главное, стена стоит. А вот и зеленый свет дали!
Мельница Эшера
Морису Корнелиусу Эшеру (1898–1972)
…Одолев последнюю узенькую ступеньку, Морис обрадовался, что из двух параллельных лестниц, ведущих наверх, выбрал именно эту, прижатую к глухой желтой стене первого этажа. Взобраться в контору можно было по любой, но эта, только эта его привлекла. Почему? Обе вели в одно и то же место. Одна из них явно была лишней и делала лишний поворот, удлиняя путь. «Как нелепо!» – мелькнуло у него в голове. Однако, сделав выбор, мальчик ничуть в нем не сомневался. Только эта лестница! Только эта! Морис не знал, как попал в это странное место, сочетавшее в себе водяную мельницу, торговую контору и мучной лабаз, но зато отчетливо понимал, что отсюда надо побыстрее выбраться, иначе он опоздает к ужину, и мать будет очень недовольна.