Конкурс красоты в женской колонии особого режима
Шрифт:
Глава 1
В общежитии первого отряда шел повальный шмон. Надзиратели и надзорки потрошили постели и тумбочки, искали запрещенные вещи и наркотики. А зэчки стояли на осеннем утреннем холоде невыспавшиеся, злые, и костерили ментов на чем свет стоит. Мало, что свободы лишили, еще косметику изымают, колготки, нижнее белье. Мужские кальсоны носить можно, трусики – нарушение режима. Какая тварь это придумала?
Воспитательница Тамара Ставская тоже кипела от возмущения. Какого черта сотруднички снова что-то
Наконец, мероприятие окончилось, майор Гаманец вышел на крыльцо и негромко, но внятно сказал:
– А теперь, гражданки, будем выяснять, кто поставил брагу, кто украл с фабрики ткань, кто хранил теофедрин. Напоминаю забывчивым мое древнее изречение: ваше исправление состоит в том, чтобы держать меня в курсе всех ваших дел.
Первой надзорка вызвала Лену Агееву. Девушка вошла в кабинет опера, шаркая сапогами. В колонии не находилось обуви по ее ноге. Рост полтора метра, по виду совсем ребенок. На стул села без разрешения. Ноги не держали.
– На волю тебе надо: хорошо питаться, травы пить, – сочувственно проговорил опер Гаманец. – Помоги мне, а я помогу тебе. Досрочку как-нибудь оформим.
Лена закашлялась. Опер налил ей из термоса чаю, положил на блюдце пирожное. Но девушка не притронулась к угощению.
– Газеты читаешь, телевизор смотришь? – спросил Гаманец. – Чего только не вытворяют твои дружки-подружки. Жуть.
Опер не преувеличивал. Последнее время подростковые банды поделили приволжский город на зоны влияния. По вечерам люди боялись ходить по улицам. Драки между бандами превращались в побоища. В ход шли ножи, арматура и даже стволы. Страдали и нормальные подростки, не желавшие платить бандитам дань. Опер за дочь свою переживал. Как бы и ее не втянули.
– Чего вы хотите? – прямо спросила Лена.
Несмотря на детский вид, она отличалась решительностью.
– Ты знаешь всех основных в бандах, – сказал Гаманец. – Только не говори, что это не так.
– Откуда мне знать? Я на зоне уже четыре года. На воле давно все поменялось.
– Поменялось да не со всем, – задумчиво произнес майор, недобрыми глазами рассматривая девушку.
– Вы, вроде, здесь работаете, а не там, – Лена сделала неопределенное движение головой. – Вам-то на кой эти банды сдались?
Майор посмотрел совсем мрачно. Надо же, вопросы задает. Совсем распустила Ставская своих пантер.
– Вы у меня что-нибудь нашли? – спросила Лена. – Не нашли. Основных в бандах я знаю? Не знаю. Разрешите идти?
– Это твое последнее слово? – спросил Гаманец. – Тогда готовься к этапу. Пойдешь в пермскую колонию, там тебя подлечат.
Лена заволновалась:
– Меня нужно содержать только здесь. Я особо опасная.
– Ты больная. Тебе нельзя находиться среди здоровых.
– Не надо так обо мне беспокоиться.
– Тогда скажи, откуда у Катковой теофедрин? Кто ей таскает?
Зная об отношениях между зэчками, Гаманец рассчитывал, что хоть здесь чего-то добьется. Но Агеева молчала.
– А чем Каткова и ваша начальница Ставская в кабинете занимаются, тоже не знаешь? – продолжал напирать майор.
Глаза у девушки после этих слов стали злыми. Чтобы опер не заметил, она даже отвернулась.
– Жаль мне тебя, Агеева, – разочарованно произнес Гаманец. – Этак ты отсюда никогда не выйдешь. Зато от рака не помрешь. Рак к тэбэцэшникам не пристает. А может, тебе уже и не надо, свободы-то? Тебе и здесь хорошо, с однохлебкой твоей, Мосиной?
– Она мне как мать, – тихо сказала Лена, в глазах ее стояли слезы. – Я могу идти?
– Иди. И позови Каткову.
Лариса Каткова – высокая, ладная, красивые ноги, пышная грудь. Челка, волосы темные, глаза карие, похожа на итальянку или испанку. Двадцать шесть лет, из них в неволе семь.
Гаманец смерил девушку с головы до ног. В одежде непорядок. Гамаши в обтяжку, коротенькая юбка. Без белой косынки. Вместо сапог – тапочки. Сплошные нарушения режима. Но на это можно пока закрыть глаза. Пока!
Деловито предложил:
– Проходи, садись.
Лариса села. Прямая спина, выжидательная усмешка. Но без дерзости. Опер полез в стол, извлек красивую коробку.
– Угощайся, твой любимый зефир в шоколаде. Не бойся, никто не зайдет.
– Ой! – воскликнула Каткова. – Вы, гражданин начальник, никак за мной ухаживаете. А изжога меня потом не замучает?
Гаманец поднялся, обошел стол и присел на краешек. Высокий, стройный, белобрысый. От него исходило ощущение животной мужской силы. Но при этом какой-то слегка суетливый. На Каткову он не производил впечатления. Это его злило, но надежды он не терял.
Сказал, посмеиваясь:
– Мы с тобой, конечно, не имеем права. Но сама знаешь: когда очень хочется, можно и нарушить. Дверь я закрыл…
Лариса вскочила, как ошпаренная, подбежала к двери, повернула ключ влево.
– Девочка, что ли?– удивился Гаманец.
– Отвыкла я от мужчины. Не стоит обратно привыкать.
Майор спросил вкрадчиво:
– Тайничок с теофедрином твой?
Каткова нервно рассмеялась:
– Какой тайничок?
– В матрасике твоем.
– Ах, в матрасике! И что, там отпечатки моих пальцев?
– Мы пока следствие не наводили.
– Наведите, чего вам стоит? Вы тут царь и бог.
– Тут царь и бог подполковник Корешков, – сказал Гаманец.
– Но вы – первый зам бога.
– Не кощунствуй, Каткова. Первый зам у нас майор Жмакова.
Тон у Гаманца был свойский. Так разговаривают сослуживцы, а не тюремщик с зэчкой. И Каткова держалась почти запанибрата. За семь лет отсидки так и не научилась смотреть на начальство подобострастно. Но эта манера не вводила в заблуждение опера. Уж он-то знал, с каким пылом эта красотка ненавидит всех ментов без разбора.