Конкурс песочных фигур
Шрифт:
Все, в понедельник можно отправлять. Или прямо сегодня, чтобы они получили, как только утром придут и включат компьютеры. Оставалось бросить на готовую работу последний взгляд, поправить кое-какие штришки…
И вдруг документ сам собой закрылся. На экране красовался белый парусник, напоминая о предстоящих выходных, о лете и о пляже. Карина замерла, соображая – неужели ткнула куда-нибудь? Да нет как будто. Попробовала снова открыть материал, но вылезла табличка с сообщением, что файл поврежден, и предложением его восстановить. Карина, конечно, согласилась, но почти тут же явился ответ, что восстановление не удалось. В легкой панике она попробовала открыть другие материалы из папочки «Кондитер» – на всякий случай. Не открывался
Дальше все поплыло, как в классическом кошмарном сне. Вот она кладет на дисковод болванку. Пусть сегодняшний труд улетел в небытие, но материалы, сделанные за всю неделю, сохранились, конечно! Она аккуратно их сбрасывала, порцию за порцией! Вот и с диска не открывается ни один файл, и лезут те же самые таблички. Вот она, призывая себя сохранять спокойствие, трясущимся пальцем набирает номер своего компьютерного ломастера. Вот является ломастер, принося с собой надежду, – и тут же ее отбирает, сообщая, что это смерть с косой, что он сейчас поставит антивирус посильнее и – вялым голосом – что попробует восстановить тексты. Хотя бы какую-то часть.
До Карины начинает доходить, что ее работы не существует, как будто она ее и не делала. С таким же успехом она могла бы всю неделю валяться на пляже, читать роман, спать, смотреть телевизор. И можно теперь сколько угодно проклинать виртуальность за то, что она такая виртуальная, и скорбеть о пишущей машинке, гусином пере, глиняных табличках – любых материальных, надежных способах закрепить человеческую мысль. На всякий случай позвонила Семеновым, проконсультировалась с Вадимом – скорее, просто пожаловалась, потому что ничего спасительного он тоже не сказал.
Итак, в понедельник, прямо с утра, ее кондитерам получать нечего. В лучшем случае зазвонит телефон, они услышат, как она блеет про компьютерную катастрофу и просит еще несколько дней, и подумают, что поторопились насчет постоянной работы. Надо взять кого-нибудь другого, без катастроф и неприятных сюрпризов.
Был один только выход, ясный до прозрачности – засучать рукава и все начинать сначала. Для этого есть два дня. И еще целый сегодняшний вечер, который тоже не должен пропасть.
Зазвонил мобильник. Володя, с другой планеты, спрашивал о каких-то выходных. Карина сначала вообще не понимала, о чем можно говорить, кроме того, что с ней случилось. И чужим голосом ответила, что выходных не будет. Потом, сообразив, что наделала, плюхнулась на диван лицом вниз. Володя, конечно, ни в какую компьютерную катастрофу не поверил и переспросил, правильно ли он ее понял – «мне больше не звонить?». И не хочет ничего понимать! А еще рвался помогать решать проблемы! Вот проблема, пожалуйста, – и, как всегда, только ее собственная…
До чего же хочется зажмуриться и ничего не решать и не делать! Карина представила, как соскребает себя с дивана и усаживает за компьютер, затем проделала это с громкими проклятиями. Должна же работа пойти быстрее, чем первый раз! Она ведь помнит материал и не будет то и дело лазить в словари!
К ночи, переведя изрядный кусок и убедившись, что быстрее – это все же не так быстро, как она надеялась, Карина думала, что уснет, как только донесет голову до подушки. Но почти сразу из полуобморочного состояния ее выбросила трезвая, безжалостная мысль: к понедельнику все равно не успеть. И, прекрасно понимая, что надо спать во что бы то ни стало, она стала сражаться с этим «не успеть». В верхней квартире часы били два, три, четыре – и накатывала новая волна ужаса: уснуть не удалось, а с чугунной головой завтра вообще ничего не сделаешь! Далекий голос межпланетного Володи время от времени возникал, убеждая, что в гору ей карабкаться бесполезно, потому что это только его, особая тропа и он на нее никого не пускает, – а она кидалась возражать, но сама себя не слышала – пока не поняла, что ее просто нет. Никто ее не увидит, не услышит, потому что ее нет вообще. Что же делать – теперь, когда ее выставили с работы и когда надо опять ходить по дворам и предлагать свои рабочие руки, в очередной раз доказывая, какая она деловая, ответственная, исполнительная! Как же все это увидят, если вместо нее – пустота?
И опять, как бой часов, прозвучало зловещее: понедельник! И опять Карина, которую подбросило на подушке, подумала: надо же спать! Никто ее пока ниоткуда не выгнал, и пока не надо никуда ходить и вообще дергаться, а, наоборот, замереть, забыться, чтобы завтра проснуться как ни в чем не бывало, бодрой и энергичной…
И опять пришло в голову спасительное: а это она так спит, и, значит, все идет как надо. Мало ли как человек может спать – подумаешь, подскакивает, вертится. Главное – глаза закрыты.
На следующую ночь спалось уже по-настоящему. Катастрофа почти миновала. Восстановительные работы продвигались споро, Иринку забрала на выходные Аня. В воскресенье к вечеру Карина опять добралась до маленьких вкусных заметочек, хотя делались они уже без прежнего энтузиазма, просто добросовестно. В дверь позвонили.
– Собираем на починку домофона, – объявила старшая по подъезду, и Карина побежала за кошельком.
Не успела снова сесть за работу – надо бы добить да и поскорее отправить, – как опять раздался звонок в дверь. Опять, что ли, платить за что-нибудь? Не могли уж сразу взять за все!
В дверях стоял Володя. Он молча, напряженно смотрел на нее, не отвечая на радостное приветствие, стоял на площадке ближе к лестнице, чем к двери, и Карине пришлось шагнуть за порог и перетянуть его за руку в прихожую.
Через прихожую она тянула его уже за обе руки, потому что Володя упирался и, наконец разлепив губы, быстро проговорил, как будто оправдываясь за вторжение, что ее мобильник уже два дня не отвечает, а домофон оказался сломан, подъезд нараспашку, поэтому он взял и вошел. Карина взглянула на мобильник:
– Разряжен, конечно. Не до него было! – а потом, повнимательнее, на Володю: – Ба, ты что, заболел? Или тебя из Белогорска пешком пригнали?
– На электричке. – Володя продолжал говорить коротко, односложно. Вид у него был измученный, под глазами круги. Оказавшись в комнате, он настороженно поглядывал по сторонам, как будто ждал, что из любого угла кто-то выскочит.
– А машина?
– Не на ходу. Подрезали.
– Ну, главное, сам цел-невредим! – Карина сообразила, что стоит посреди комнаты, вцепившись в гостя обеими руками, вместо того чтобы привечать и потчевать, как положено. – Слушай, давай располагайся без церемоний! Можно, я еще минут десять не буду за тобой ухаживать? Мне надо кровь из носу добить вот этот материал – пока он меня не добил вконец.
Она уселась перед экраном, приветливое лицо сразу стало сосредоточенным – и тут же полностью погрузилась в свой текст. Володя смотрел на это превращение, постепенно осваиваясь, занимая больше места, чем краешек дивана, и все еще не совсем веря, что Карина оказалась дома, что она действительно завалена работой, и на него не выскочит ее какая-то неведомая личная жизнь, и – главное – что она ему рада.
Через десять минут, перекрестив экран и отправив материалы по электронной почте – поскорее, пока опять что-нибудь не стряслось! – она повернулась к Володе и, сияя, начала с облегчением объяснять, как все это было ужасно и наконец кончилось. Глядя, как она летает из кухни в комнату, принося чайник, чашки и пересказывая всякую всячину о шоколаде и сладостях из своих переводов, Володя и сам если не начал улыбаться, то хотя бы перестал хмуриться. Просчитанные и вполне возможные варианты – от ворот поворот и ворота, вообще запертые, – превратились в не совсем реальное гостеприимство за полукомпьютерным, получайным столиком в не совсем типичной комнате – с большими разноцветными изображениями сказочных цветов и зверей по стенам и огромным, во все окно, нарисованным солнышком.