Конкурс песочных фигур
Шрифт:
Карина, услышав о празднике, спохватилась и полезла за мобильником – звонить насчет немцев. Как же она совсем о них забыла! Но их родственник не отвечал, и пришлось перезванивать Ане.
– Кариночка, как ты вовремя! Только что говорила с Фольцем, он извиняется – у него какое-то важное совещание завтра по Дню города, он же начальник милиции, отвечает за безопасность и все такое. В общем, у него не получится с тобой встретиться и немцев представить. Тебе их покажет одна милая дама, Варенька Воробьева, она их недавно по Переславлю водила – работает там экскурсоводом, а раньше в нашем музее была, я еще с ней начинала… Она
– Мне удобно, я подойду.
В машине было натоплено, и Карина стянула куртку. Палец опять зацепился за что-то колючее – она глянула мельком и узнала свою новогоднюю булавку для галстука. Она украшала внутренний карман…
Карину охватило странное оцепенение – такое волшебно-счастливое, и мир вокруг был упорядоченным, стройным, мелькающие за окном дома, деревья, люди – все на своих местах, и все шло правильно, словно совпадая с чьим-то давним замыслом. А главное, она сама была блаженно-спокойна, как путник, осознающий, что долгая дорога позади и больше не надо ни спешить, ни волноваться – не только сейчас, а вообще никогда. Как в первый раз на роднике или у Володи. Она еще сидела в чужой машине, но была уже дома. Володя поймал ее взгляд – и его глаза были такими же удивленно-счастливыми. Он тоже не слушал про шары. Но если он мог себе позволить односложно хмыкать, потому что Гусятников сам спрашивал, сам и отвечал, то Карина с трудом сохраняла ясность мысли, чтобы говорить хоть чуточку членораздельно.
– А ты где сейчас? – спрашивала Аня, удивляясь, видимо, что та звонит с мобильного, а не из тетиной квартиры. – Еще не приехала?
– Я в пути, – туманно отвечала Карина.Они ехали по Зеленой улице, украшенной домом Павлика, таким же заметным, как он сам, – с разноцветными витражами и флюгером в виде кораблика; по Научной, застроенной типовыми коттеджами для работников НИИ; потом свернули на Главную, которая заканчивалась прямо в лесу. И там, в стороне, среди сосен, в косых лучах заката выступал дом-корабль.
НОКТЮРН В СИНЕМ И ЗОЛОТОМ
– Летом – топить? Дрова переводить? – удивлялась Карина, пока Володя растапливал камин газетами и подбрасывал березовые поленья.
А он, больше глядя на нее, чем на то, что делает, говорил, что в этом-то и прелесть собственного дома, обещал, что комната нагреется за считаные минуты – это же печь-камин, и тепло потом будет долго держаться, рассказывал о старом камине, который дымил, не грел, плевался сажей и выполнял только декоративную функцию, так что обустраивать дом пришлось с постройки нового – возня на несколько месяцев, но дело того стоило. А Карина легко переводила сказанное: как же хорошо, что ты здесь, что мы вместе, совсем как раньше. И сидеть в зеленой гостиной было так же уютно, как зимой, только в окна заглядывали не сугробы, а ветки. Действительно, скоро стало совсем тепло, и на огонек заявился Кошаня, и Рыжий просочился со двора и скромно лег в дверях. Кажется, на холоде остался только суровый Бублик, преданный своей конуре.
– А это кто? Братец кролик? А я думала, тетя Зина его на дачу забрала. Он же вроде только на зиму…
– Тетя Зина отправлена в санаторий, так что переезд на дачу опять отложили. И что-то не верится мне ни в какой переезд! Подсунули зайца…
Кошаня, успевший отмурлыкать положенное время у Карины на коленях, задремал было, как вдруг подскочил и, скатившись на пол, начал яростно чесать ухо, засунув туда почти целиком заднюю ногу и вертя ею с бешеной скоростью.
– Что это его укусило? – удивилась Карина.
– Уши опять застудил. Это его слабое место. – Володя принес наскоро сделанные бутерброды и предложил коту кусочек колбаски, но тот фыркнул с подчеркнутым презрением и демонстративно отвернулся. – Ну вот, уши болят – хозяин виноват.
Кошаня подошел к стеклянной двери, ведущей на веранду, и тоненько замяукал, выразительно оглядываясь на своих людей.
– Выпустите на солнышко! – передразнил Володя. – Он и зимой так поет – думает, там лето. Привык бока греть на «сковородке». Я один раз выпустил, для науки – ничего не понял, опять просится. Сиди у печки, чего тебе еще!
– И что с ушами делать?
– А потеплеет, и само все пройдет.
Кот наконец устроился на соседнем кресле и задремал, изредка встряхивая ушами. А Рыжий проворно подбежал к Карине и занял его место – правда, на коленях поместилась одна голова, зато ее сразу же принялись гладить. Володя, сидевший у камина на корточках, со щипцами и кочергой, обернулся:
– Здесь уже? Вот нахал! Совсем распустился! – И прибавил: – Даже завидно.
– А чего тебе завидовать? – Карина притянула его голову и запустила пальцы в короткие волосы, такие мягкие. – Тебе надо на все лето забыть о парикмахерской – спорим, будет лучше!
Володя, не отвечая, перехватил ее руку и прижал к губам, палец за пальцем. Рыжий подождал-подождал и обиженно уковылял на коврик перед камином. Деревья за окнами стали черными, а комната – сгущенно-синей, только в камине перебегали золотые огоньки, и точно такие же – в глазах Карины, веселых, ясных, совсем дневных в ночном полумраке. Между отрывистыми, быстрыми поцелуями она продолжала счастливо шептать Володе на ухо – о Рыжем, который теперь ему завидует, о своем сне, где он не давал ей подняться на Белую Горку, о пустой печальной тетиной квартире, куда только что так не хотелось идти.
– Я никуда тебя не отпущу, ни к какой тете, – глухо проговорил Володя, и Карина живо откликнулась:
– Конечно не отпускай!
И он наконец увидел, как золотые глаза затуманились, словно медленно погас театральный свет.
Карина проснулась просто оттого, что выспалась. Не звенел будильник, не ревел привычно транспорт за окном. Наоборот, чуть ли не птички пели – но это, наверное, все еще сон. Открыла наконец глаза – деревянные стены как в дачных домах, а одна, с окном, скошена – что такое? И поняла: ведь это Володина комната, в которой она еще ни разу не была. И тут же над ней склонился сам Володя:
– Доброе утро! А я жду, когда ты проснешься! – И лицо у него было такое, словно он никогда в жизни не хмурился. – А я знал, что нам с тобой будет хорошо, – зашептал он, целуя ее глаза, нос, волосы, янтарные сережки – все подряд, – просто всегда знал, что мы будем вместе! Я бы и сейчас никуда от тебя не ушел, гори оно там синим пламенем, совещание это!
И Карина увидела, что он сидит перед кроватью на корточках, как вчера перед ее креслом, и что он одет, словно собрался выходить на улицу.