Конрад
Шрифт:
Почему она заглядывает ему в глаза? Что она там видит? Никто никогда не смотрел ему в глаза, так зачем это нужно Элиссе? Потом он вспомнил: она ведь волшебница…
– Это лук моего отца, – сказала она, спрыгнув с лошади. – Но он им никогда не пользуется, наверное, даже забыл, что у него он есть. Смотри, какая пылища.
Она провела пальцем в перчатке по колчану. Он повторил ее жест и посмотрел на свой грязный палец.
– Как твои раны? – спросила она.
Он показал ей руки. На коже не осталось и следа от ожогов, оставленных ядовитой кровью твари.
Стянув
– Как тебя зовут? – спросила она.
Во время их первой встречи он ей не ответил, а сейчас сказал:
– У меня нет имени.
– Неправда. У всех есть имя.
– Нет.
– А как ты сам себя называешь?
– Я, – ответил он и рассмеялся. И сам удивился этим звукам. Странные звуки, их он никогда прежде не издавал. У него никогда не было причин смеяться.
Элисса тоже рассмеялась.
– Надо же тебя как-то называть, – сказала она. – Хочешь, я дам тебе имя?
Он пожал плечами. До сих пор он прекрасно обходился без имени. И даже не задумывался об этом.
– Можно?
Он взглянул на лук, колчан и стрелы. Впервые в жизни ему что-то подарили, и он был счастлив. Что ж, если Элисса хочет дать ему еще и имя, то пусть дает. Он кивнул.
Лошадь стояла рядом, и Элисса погладила ее по шее.
– Когда я была совсем маленькой, у меня был друг. Не настоящий, настоящих у меня не было. Это был мальчик, который всегда оказывался рядом, когда был мне нужен. Он жил только в моем воображении, и о нем никто не знал. Я его придумала. Но он не появлялся уже очень давно.
Помолчав, Элисса спросила:
– Хочешь быть моим другом?
Он молча взглянул в ее темные глаза. Он боялся Элиссы, ведь они с ней такие разные. У нее есть все, у него ничего. Он спас ей жизнь, но она его за это отблагодарила. Так зачем он ей нужен теперь? И зачем он разговаривает с ней, забыв о своем решении никогда и ни с кем не говорить?
Она колдунья. Вот почему. Она его заколдовала. Наложила на него чары, так что ему выбирать не приходится.
– Хочу, – ответил он.
– Тогда тебя будут звать, как моего друга, – сказала она. – Твое имя – Конрад.
– Конрад, – прошептал он, произнося незнакомое имя. – Конрад, – громче повторил он, с удовольствием произнося эти звуки.
Он никогда не слышал такого имени, но всегда его знал. Это было его имя, его собственное имя, которое дожидалось его всю жизнь.
– Конрад! – выкрикнул он, подняв над головой лук и колчан со стрелами. – Конрад!
Спрятать лук и стрелы оказалось труднее, чем кинжал. Лук и половину стрел он спрятал под мостом, привязав их снизу, под бревнами. Колчан с оставшимися стрелами – в хлеву за таверной.
Даже Элиссе он не сказал, где спрятал свое оружие. Он относился к девочке настороженно, даже слегка побаивался ее. Он никому не верил и полагал, что она может его предать. Ведь Элисса запросто могла сказать отцу, что лук, колчан и стрелы
А деревня принадлежала Вильгельму Кастрингу. Судьба каждого ее жителя находилась в его руках. Казнить или миловать – решал он.
Элиссе запрещалось покидать пределы усадьбы без охраны. Только он знал, что она нарушает отцовский запрет.
Так что при необходимости она вполне могла бы заставить его молчать, пригрозив, что расскажет о черном оружии.
Но такой необходимости не было. Он и без того молчал и разговаривал только с ней. Элисса назвала его другом – и они действительно стали друзьями.
А он стал Конрадом.
Разумеется, так его звала только Элисса, потому что об этом никто больше не знал. Но теперь он и сам стал так себя называть. Она дала ему имя, и его жизнь, словно сдвинувшись с мертвой точки, пошла вперед.
Элисса когда-то придумала себе друга по имени Конрад. Выходило так, что его она тоже придумала, своего второго Конрада.
Но ведь и Элисса родилась во второй раз – если бы не он, ее бы уже не было в живых. Так благодаря друг другу они как будто родились заново.
Поначалу лук был для него великоват, но вскоре он научился с ним обращаться. Каждое утро он стрелял, неделю за неделей, месяц за месяцем, пока не приобрел достаточный опыт.
От частого использования, холода и сырости его первые тренировочные стрелы искривились, их наконечники затупились, оперение истрепалось. Зато пять других, которые он хранил в хлеву, пребывали в прекрасном состоянии. Регулярно наведываясь в хлев, он доставал стрелы, проводил пальцем по древку, металлическому наконечнику и перьям, восхищаясь работой мастера, сумевшего слить все это воедино.
Он протирал колчан маслом, чтобы кожа не загрубела, размышляя о том, из кожи какого животного могли его сделать, смотрел на перекрещенные стрелы и кулак и пытался угадать, что они означают, поскольку эмблема не была гербом рода Кастрингов.
Кожа, из которой был сделан колчан, наверное, принадлежала одному из тех полумифических существ, которые жили на самом Краю Мира. А может, и в соседней долине. Для Конрада это было одинаково далеко.
Как и кинжал, черная кожа колчана и этот таинственный знак были символами неизвестных земель, простиравшихся за лесом, рекой, холмами. При мысли о подобных чудесах ему становилось и весело, и страшно.
Он научился метко стрелять, целясь в стволы и ветки деревьев. Однако они были неподвижными мишенями. Тогда он решил, что ему нужна живая цель. Он попробует силы на обитателях леса.
Лучше всего было бы подстрелить зверочеловека, однако встречаться с ним ему не очень-то хотелось. Он знал, что тогда ему просто невероятно повезло. К чему испытывать судьбу еще раз? Если твари к нему не лезут сами, он также не станет их беспокоить.
Пока у него не было лука, он ставил силки на кроликов, чтобы хоть как-то улучшить свой рацион, поэтому кролик и стал его первой жертвой в искусстве стрельбы из лука. Набравшись опыта, он научился попадать в птиц на деревьях и даже в проворных белок.