Консерватизм в прошлом и настоящем
Шрифт:
Оговорки относительно демократических и этических соображений, к которым прибегал Г. Моргентау, должны были создать впечатление, что ему лично претит такое развитие событий, но, как «реалист», он не может игнорировать его объективную обусловленность и, следовательно, неизбежность. Принадлежавший к правому крылу школы Р. Осгуд считал возможным обойтись без таких оговорок.
«Использование независимой национальной силы, понимаемой как способность одной нации вынуждать другие исполнять ее волю, — писал он, — наиболее важное средство достижения национальных целей. Это означает, что международные отношения обязательно должны характеризоваться более или менее жесткой борьбой за власть между государствами, ставящими свои собственные интересы превыше всех других целей»{299}.
И
Еще в те годы, когда «политические реалисты» доминировали в буржуазной науке о международных отношениях и были фаворитами власть имущих не только в Соединенных Штатах Америки, но и в других крупных капиталистических странах, их концепции вызвали крайне негативную реакцию, причем не только у левых.
«Доктрины «силовой политики», проповедуемые такими красноречивыми учеными, как профессор Моргентау, — писал в начале 50-х годов известный американский политолог Ф. Танненбаум, — …всегда вели к войне и часто к национальному самоубийству… «Национальный интерес» — это вводящая в обман фраза…»{301}.
Школа «политического реализма», отмечал, обобщая ее оценку специалистами-международниками, известный специалист по проблемам войны и мира Ю. Лидер, подвергается на Западе критике по следующим причинам. Во-первых, весьма двусмысленны применяемые этой школой понятия «национальные интересы», «сила» и т. д. Во-вторых, недостаточно убедителен тезис о том, что стремление к обладанию мощью, присущее якобы всем государствам, уходит своими корнями в человеческие инстинкты. В-третьих, предлагаемый школой способ предотвращения войны эфемерен, ибо война в ее построениях выступает как неизбежный результат системы, основанной на постоянном соперничестве в поисках превосходящей мощи. В-четвертых, вопреки утверждениям «политических реалистов», вооруженные силы непригодны для достижения большинства целей, выдвигаемых современными государствами; они могут быть скорее достигнуты с помощью умелой дипломатии{302}.
Самый серьезный удар по школе «политического реализма» нанесла, однако, сама жизнь. Практическая политика, основанная на постулатах школы, вела от одного провала к другому. Ни одна из целевых установок, намеченных при ее разработке, не была реализована даже частично. Венцом неудач «политики силы», поднятой на щит «политическим реализмом», явилась «грязная война» Соединенных Штатов Америки во Вьетнаме, закончившаяся для них катастрофой.
По мере выявления несостоятельности рецептов, предлагаемых школой «политического реализма», ее позиции слабели. Особенно заметным это было в Западной Европе, где влияние этой школы с самого начала не было абсолютным. Но и в Соединенных Штатах Америки «политические реалисты» перестали играть роль бесспорного фаворита. Некоторые из них, усвоив уроки, которые преподала жизнь, стали отходить от прежних позиций. Это относится, в частности, к Г. Моргентау, отказавшемуся от многих прежних оценок. Дж. Кеннан, У. Липман и некоторые другие «отцы-основатели» школы «политического реализма» выступили против политики США в Азии, в том числе против агрессии во Вьетнаме. Некоторые из сторонников этой школы пришли к более трезвой оценке возможностей США на мировой арене.
«Наши проблемы, — писал в конце 60-х годов известный американский дипломат и политолог Дж. Болл, — очень часто возникали из-за отсутствия согласованности между осознанием ограничений силы, которые определяли наши действия, и высокопарной университетской догмой… Ныне для нас пришло время перестать затуманивать свое сознание нашими политическими гиперболами и открыто взглянуть в лицо жестким реальностям послевоенного мира… Чему нас научили — или что мы узнали инстинктивно, — так это то, что мировая политика одновременно и больше и меньше, чем искусство возможного: она — искусство практического»{303}.
В годы наибольшей разрядки в отношениях между странами с различным социальным строем, в том числе между Советским Союзом и Соединенными Штатами Америки, влияние непреклонных сторонников «политического реализма» ослабло еще больше. Могло создаться впечатление, что под давлением внешних обстоятельств они навсегда ушли с авансцены. Однако такое впечатление было неверным. Неразоружившиеся «политические реалисты» сохранили силы и, осуществив их перегруппировку в консервативном стане, готовились к тому часу, когда практическая политика американского империализма вновь призовет их под свои знамена.
Такой час пробил к исходу 70-х годов, когда атмосфера мирного сосуществования и разрядки в отношениях между государствами с различным социально-экономическим строем стала все сильнее омрачаться акциями, направленными на ухудшение обстановки в мире. В основе этого развития лежала перегруппировка сил в правящих кругах ряда промышленно развитых капиталистических стран, и прежде всего США, в ходе которой верх одержали сторонники жесткого курса во внешней политике.
Подобный поворот был вызван рядом причин. Наиболее значимыми среди них были следующие.
1. Влиятельные группы господствующего класса в главных капиталистических странах, пошли в свое время на разрядку международной напряженности скрепя сердце. Их решению в пользу разрядки в значительной степени способствовало, наряду с давлением общественности, иллюзорное представление о прочности своих позиций, которое, в свою очередь, питалось тогдашней относительно стабильной ситуацией в экономике и отсутствием особо сильных потрясений в социально-политической сфере. На этом представлении зиждились расчеты на то, что в условиях разрядки главным капиталистическим странам удастся навязать свою волю Советскому Союзу и дружественным ему государствам, раскачать устои реального социализма, подорвать систему союзнических отношений, связывающих страны социалистического содружества, и, таким образом, без особых усилий достигнуть тех целей, к которым не удалось даже приблизиться в первые послевоенные годы во время «холодной войны», в ходе осуществления империалистической стратегии «сдерживания» и «отбрасывания» коммунизма.
Однако последующий ход событий опрокинул эти расчеты. По мере того как вера в способность капитализма одержать верх в мирном соревновании с социализмом угасала, у той части правящих кругов капиталистических стран, которая видела в разрядке напряженности не реалистическую политику, отвечающую потребностям международных отношений, а способ навязать другим свою волю, крепло стремление отказаться от курса на мирное решение спорных проблем в духе взаимопонимания и сотрудничества и вернуться к прежним привычным и казавшимся более надежными методам внешнеполитического давления, бряцания оружием и даже применения военной силы. Это стремление проявлялось тем сильнее, чем крупнее были имперские амбиции правящих кругов соответствующих стран, слабее их заинтересованность в международном товарообмене, менее эффективными инструменты давления общественности на политику правящих верхов. Поэтому в Соединенных Штатах Америки поворот от разрядки международных отношений в сторону политики острой конфронтации проявился гораздо отчетливей и в более грубой форме, чем, например, в главных промышленно развитых странах Западной Европы.
2. В годы поворота от «холодной войны» к разрядке в правящих кругах капиталистического Запада было распространено представление, что отход от наиболее вызывающих форм политической и военной конфронтации с социалистическими странами поможет главным капиталистическим государствам сохранить, опираясь на свои экономические и политические позиции, выгодное для себя статус-кво в развивающемся мире. Предполагалось, в частности, что в экономическом плане эти страны по-прежнему будут сырьевым придатком к развитым капиталистическим государствам, социально-экономически останутся в сфере капиталистических производственных отношений, внешнеполитически будут послушно следовать в фарватере бывших метрополий.