Консорциум
Шрифт:
Секунд на десять он исчез из этой комнаты. Точно кто-то сменил картинку перед ним, перебросив его взгляд в лес: самый обычный лес, заросли средней полосы. Макс постарался пересказать все это, и Геннадий Тихонович очень заинтересовался:
— Постой-ка, Максим, постой, погоди… Ты ясно видел это место?
— Как наяву, — повторил Макс.
— Опиши-ка еще раз. Не спеши.
Полканов начал добросовестно описывать видение, стараясь не упустить ничего. Никонов ловил каждое слово, кивал, переспрашивал.
— Простите, Геннадий Тихонович?..
Тот улыбнулся:
— Не за что. Я думаю, ты все уже понял.
— Я не понял! — воскликнул Дима.
Пояснили: наваждение Полканова — не что иное, как одно из мест силы, а именно тот самый, многократно уже упомянутый уголок парка. Никонов узнал его по описанию.
Тут все переглянулись и поняли, что одна мысль на троих — такое бывает. Максим испытал незнакомое чувство: сразу и осторожный и отчаянный азарт: пан или пропал! И решился — как с откоса прыгнул.
— Ну что? — он обвел взглядом союзников. — Идем?
— Слушаю, — сказал Ярченко сухо.
В трубке торопливо залопотал взволнованный мужской голос. Бубнов навострил уши, но ничего не разобрал, а Ярченко, понятное дело, и бровью не повел. Без выражения выслушал, без выражения сказал:
— Ясно. Принял к сведению. Пока все.
И отключился.
Вопрос все же, видимо, нарисовался на лице Павла, потому что Игорь покосился на него и счел нужным прокомментировать:
— Это по моим делам, — и встал. Встал и Бубнов.
— Ладно, я пойду, — заговорил Ярченко спокойно-деловитым тоном, — а ты давай на лежбище. И на несколько дней… как это подводники говорят: тишина в отсеках, да?..
— А ты? — вырвалось у Павла.
— А за меня не беспокойся. Я тебе позвоню.
Врет! — заголосил из глубины незримый друг. Врет, все врет!..
— Ты, главное, не волнуйся, — мягко придавил авторитетом Игорь. — Уходи в подполье и сиди себе тихо. Я сам все разрулю, не сомневайся. Все, бывай!
Он ушел. Бубнов посидел, с силой глядя в точку, потом вскочил, забегал по комнате.
— Ага! — заговорил он сам с собой, — значит, господин Ярченко, умнее всех себя считаете… Так, значит, да? Ага…
Минут пять побегав и побормотав в таком духе, он сел, крепко подумал, хмыкнул и взял мобильник.
— Умнее всех… — повторил едко. — Ну-ну.
И стал набирать номер.
— Ну что, — спросил Геннадий Тихонович, — похоже?
Максим смотрел на заросли — и узнавал и не узнавал.
— Кто его знает, — проговорил он неуверенно. — Как будто да, но ведь тут таких мест… И все похожи.
Никонов кивнул:
— Ладно. Давайте с другой стороны зайдем.
Вышли на поляну, обогнули ее.
— Взгляни-ка с этого ракурса, — предложил Никонов.
Максим взглянул — и обомлел.
— Мама дорогая… — вырвалось у него.
И можно не продолжать.
— Точно? — спросил Дима.
— Точнее не бывает, — подтвердил Макс.
Трое молча постояли, как бы не зная, что делать. А что делать? Не стоять же столбами, раз пришли.
Все как-то враз поняли это. Максим оглянулся. Затея эта вдруг почему-то показалась ему ужасно глупой. Нет, ну правда?.. Чушь какая-то.
Он так и хотел сказать, но сказал совсем другое:
— Пошли, — сказал и страшно удивился сам себе, и удивляясь, шел и слышал за собой шаги товарищей.
Так и дошли до той большой березы.
— Ну что? — спросил Дима, когда остановились.
Максим пожал плечами.
Постояли, помолчали. Макс поднял голову — и в этот миг налетел порыв ветра, кроны взволновались, зашумели… а когда порыв канул в никуда точно так же, как возник ниоткуда, три человека переглянулись.
Никто не хотел выразить разочарование, но ощутили его все. Никонов на правах старшего улыбнулся.
— Что, коллеги? Идем обратно, будем думать дальше.
Максим кисло взглянул на траву, кусты, листья…
— Идем, — вздохнул он.
Кольцов и Никонов шли впереди, Макс чуть поотстал. Разочарование накрыло его сильнее, чем он мог представить. Очень уж страстно захотел он, чтобы сбылось… что? Да он и сам не знал. Что-то несбыточное. М-да… На то оно и несбыточное, чтобы не сбываться.
Он шагал медленно, отдаляясь понемногу от товарищей. Голова его была задумчиво опущена, а когда он поднял ее, то не сразу понял, что вокруг царит странная тишина.
Но с запозданием понял.
Исчез привычный городской шум, к которому мы привыкаем настолько, что не замечаем его, как не замечаем стук своего сердца. Замечаем, когда это вдруг пропадет. Вот шум и пропал.
Кругом был лес, и он если шумел, то не по-городскому, а по-лесному.
— Что такое? — удивился Макс.
Часть четвертая
Глава 1
Его глазам не надо было привыкать к темноте.
Когда его, не веря, спрашивали: «Чего, прямо так и видишь все?..» — он только пожимал плечами.
Да. Вот так и вижу. Потому и Тень.
Ну, конечно, не только поэтому.
Ему нравился его псевдоним. Тень! — таинственно и серьезно, и вряд ли кто осмелится шутить с человеком, которого зовут так.
Он оглянулся. Тихо.
Дед и Барон чавкали башмаками по сырой траве впереди. Барон что-то бурчал себе под нос — Тень догадывался, что.