Консорциум
Шрифт:
Товарищи понимали это и старались не докучать пенсионеру. А вот кроты не постеснялись. И досаднее всего было то, что лидеры не просекли… Хотя не удивительно: и бывшие коллеги, незаметно ставшие врагами, немалому научились. Как они сумели не только войти в доверие к Кузьмичу, но и надавить на него?.. Это осталось вне поля зрения лидеров, а Кузьмич по каким-то причинам не стал им сообщать. Черная кошка в темной комнате!
Так выразился сам Никонов.
— И главное, — невесело улыбнулся он, — что эта кошка там на самом деле была.
Максим промолвил вежливо, но твердо:
— Простите, Геннадий Тихонович, а если без таких сложных аллегорий?..
Если без аллегорий, то внезапно разразилась трагедия.
В последние дни Кузьмич сделался совсем замкнутым. Первым на эту тему встревожился Лосев.
— Слушай, Геннадий Тихонович, — беспокоился он, — а как бы наш Кузьмич не того… Не хочу говорить таких слов, но…
— В уме не повредился?
— Ну, в общем, да.
Никонов задумался. Честно говоря, тень подобной мысли скользнула у него недавно…
— Ладно, — сказал он. — Позвоним.
Позвонил. Трубку никто не взял.
— Странно… — Геннадий Тихонович ощутил неприятное беспокойство и тут же поспешил утешить и себя и коллегу: — Ничего! Обойдется.
Лосев помолчал.
— Да? — произнес после паузы. — Н-ну, ладно, посмотрим. Честно сказать, не нравится мне это, очень уж вокруг него закрутились эти… рыцари удачи. Темная публика!
Никонов понял, что коллега имеет в виду Ярченко с Бубновым, действительно неладных типов, хитрых, скрытных, о которых разговор как-то уже был. Но Геннадию Тихоновичу уж очень не хотелось думать о худшем. И он сделал ошибку.
— Думаю, обойдется, — повторил он.
И они расстались. А назавтра Никонову позвонил тот самый чиновник — несмотря на служебное ничтожество, он был в курсе почти всех городских событий.
— Геннадий Тихонович! — заголосил он в трубку. — Геннадий Тихонович!..
И Никонова обдало холодом. Не обошлось.
Но уже через миг был спокоен и готов ко всему.
— Не кричите так, — осадил он чинушу. — И не по телефону.
То, что он узнал, шоком для него не стало. Хотя на самом деле хуже быть не могло. Внешне Никонов остался совершенно бесстрастен, поблагодарил собеседника, попрощался с ним и вызвал Лосева.
Тот, узнав, схватился за голову:
— Да как же это?!..
— Вот так, Юра. И успокойся ты, пожалуйста. Ты же ученый! А эти твои эмоции мешают делу.
— Но как же так!.. Слушайте, но ведь это же они, совершенно ясно! Это они! Я чувствую, я знаю!..
— Юра, — терпеливо повторил Никонов. — Я тебе еще раз говорю: успокойся. То, что ты говоришь, очень может быть. А может и не быть. В любом случае надо трубить общий сбор. Там и выясним.
На сборе волновались, шумели, с подозрением косились друг на друга… Чувствовались растерянность, сбитость с толку. Лосев был бледен и напряжен, и когда общее собрание раскололось на кучки озабоченно дискутирующих, он отвел Никонова в сторону.
— Это они! — обдал горячим шепотом. — Я убежден! Прямо-таки чувствую, как они закрылись, сжались… ментально, разумеется. Никто так не закрыт, как они! Уж поверьте мне…
— Верю. Ладно, Юрий Дмитрич, сейчас я их отшлифую.
Опыт администрирования — великое дело. Никонов ловко отвлек Бубнова и Ярченко в сторонку, ясно ощутил, как оба напряглись — и приготовился повести извилистый дипломатичный диалог… но все карты спутал Лосев.
Он, видно, давно уже был на взводе. И обрушился на диссидентов с упреками и обвинениями.
— …это вы, я знаю! Вы подстрекали старика, довели до суицида!.. — и в таком духе.
Все бросили споры, мгновенно сгрудились вокруг конфликтной группы. «Ну, будет дело…» — обреченно успел подумать Никонов.
Ярченко принял вид оскорбленного достоинства.
— Я не собираюсь отвечать на эти унизительные реплики! — гордо бросил он. — То есть, мы оба… вот, оба не собираемся.
— Да, не собираемся, — поддакнул и Бубнов.
И разговор пошел на ножах, причем инициативу отчетливо захватил журналист. Он заявил, что Консорциум — тоталитарная секта, что они терпеть это намерены и оставляют за собой право выйти и действовать самостоятельно.
Отбарабанив это, Ярченко сказал: «Идем!» — и они поспешили покинуть собрание. Лосев раздраженно крикнул им вслед:
— Ну и убирайтесь к чертям!
— Юрий Дмитрич! — резко перебил Никонов. — Ну что ты несешь…
Но Лосева как муха укусила. Все растерялись, замялись, не знали, что сказать… и собрание само собой скомкалось и затухло.
Геннадий Тихонович вернулся домой в настроении хуже некуда. В кабинете посидел, пусто глядя в стену, тяжело вздохнул и стал звонить Лосеву.
— Ну как, остыл?.. Ты вот что, давай-ка завтра приезжай. Потолкуем.
Потолковать-то назавтра потолковали, да не столковались. Лосев, обычно мягкий, обходительный, здесь уперся как бульдозер — и не сдвинешь.
— Геннадий Тихонович! — взывал он. — Вы же знаете, что наша интуиция сильнее всяких доказательств. А она мне твердо говорит, что эти… два мудреца в одном тазу… они для нас уже отрезанный ломоть. Все! И более того, еще начнут работать против нас.
— Как так? Этим же они себя выдадут, разве это в их интересах?.. Сам подумай!
— Думал, — кивнул Лосев. — Думал! На первый взгляд, как будто так. Но я уверен, что они не боятся. Почему?.. Не знаю, почему. И очень хочу знать!
— Юра… — Геннадий Тихонович поморщился, — вот только не надо самодеятельности. Слышишь меня?
— Слышу, — теперь поморщился Лосев.
Реакция Никонову не понравилась.
— Нет, Юра, — сказал он серьезно. — Сдается мне, что ты меня не слышишь.
Лосев помолчал, затем улыбнулся.
— Ладно, — признал он. — Теперь слышу. Буду аккуратен.