Константа
Шрифт:
– Разве наши соседи состоят в Альянсе, хм?
Евгений задумался. До него начали долетать обрывки воспоминаний из множества вариантов прошлого, но они так тесно переплетались в клубок бессвязных образов, что распутать их было невозможно.
– Конечно! Давно уже, ты чего, мужик? Ты серьёзно не знал или специально издеваешься? – Парень скорчил недовольную рожу. – Только не говори, что ты тоже из «этих»!
– Этих?
– Ну да, – парень покрутил пальцем у виска. – Бездумных идиотов, повторяющих всё за государственной пропагандой.
– А если серьёзно, то кто начал эту войну? – не унимался Евгений, стараясь делать как можно более
– А-а-а, я понял! – воскликнул парень с немного ехидной ухмылкой и долей разочарования в глазах. – Ты всё-таки из «этих». Скептик, значит, да? Всё-то вам надо к мелочам придираться, а на полную картину вам плевать. Голова одним телевизором забита, совсем уже думать разучились. Очнись! Какая разница, кто сделал первый выстрел, когда любому дураку понятно, что Альянс просто спровоцировали. Какое им дело до дикарей? Разве им нужна война? Они и так прекрасно жили, бед не знали. Это нашим вечно голодным псам всегда мало добычи. Очевидно, что наш «великий вождь» просто обезумел от предвкушения лёгкой наживы. Они завидуют богатству и успешности Альянса и хотят оторвать хотя бы кусок. Да ты взгляни в глаза этим рожам с телевизора, они же больные люди. Тебе хочется подыхать ради их жажды наживы? А, друг?
– Да я просто спросил…
– Что ты спросил? – экспрессивно и визгливо крикнул парень, размахивая транспарантом. – Давай, повторяй установки пропаганды, больше вы ничего не умеете, ходячие, пустоголовые рупоры! «А почему они выстрелили первыми?», «А зачем они подвели войска к нашей границе?», «А почему, а почему…». – Он кривлялся и передразнивал оппонента, существующего только в его воображении. – Да по кочану! Потому что любой адекватный человек прекрасно видел, к чему всё идёт и что ожидать от наших поехавших правителей, промытые вы головешки. Тьфу!
Парень сделал пару шагов назад, резко теряя интерес к Евгению, а позади него раздался истерический голос совсем юной девицы в огромных круглых очках и с ярко-красными волосами:
– Если ты такой умный, то чего не на фронте?
– Вот! Правильно! – подтвердил парень, что общался с Евгением. – Раз так защищаешь местных царьков, то, может, пора и автомат в руки взять?
– Так а вы что предлагаете? – совершенно спокойно спросил Евгений, не желая дальше провоцировать неадекватную молодёжь. – Просто сдаться?
– А что ещё остаётся? Нам ни за что не победить в этой войне. Альянс намного сильнее и богаче, к тому же правда на их стороне. Остаётся только упасть на колени и молить о прощении, а ещё лучше о покровительстве. Авось хоть тогда к нам придёт настоящая цивилизация, а не эта дикость. – Парень скорчил такую гримасу, будто съел ложку невыносимой горечи.
– Вы считаете, что они пощадят нас и страну?
– Да плевать я хотел на эту страну! Пусть хоть выжгут всё калёным железом и всех, кто её защищает, пусть хоть на лоскуты порвут. Ты разве не видишь, что мы живём как в тюрьме, в тотальной тирании, где душится любая свобода слова? Страна рабов и господ, которая держится только на полицейских штыках… – Парень проглотил слова и посмотрел куда-то за плечо Евгения. – Вот, как говорится, помяни чёрта. Твои друзья пожаловали.
Новиков обернулся и обнаружил, что к ним тихо приближался полицейский автомобиль, сверкая проблесковыми маячками. Машина замедлила ход, остановилась рядом с протестующими, и из неё показались двое полицейских: один постарше, с измученным, уставшим лицом и тяжёлым взглядом из-под бровей, и второй помладше, с ещё горящими глазами от предвкушения жизненных перспектив. Внутри Евгения всё разом похолодело. Его нервы натянулись в тугую струну, сердце заколотилось, а разум подначивал бежать со всех ног, пока ещё есть время, но тело отказывалось подчиняться. Глаза не обманывали, это точно были они: старший следователь и стажёр, что допрашивали Новикова совсем недавно, только это было в другой реальности. Ведь так? Здесь они выглядели обычными патрульными, хотя внешне почти не изменились, исключая форму.
Патрульный постарше повернулся к своему молодому и резвому коллеге, тяжело вздохнул, мысленно проклиная опостылевшую работу и весь мир, недовольно сжал губы, а потом негромко, но слышно произнёс:
– Похоже, это они.
Однако юные бунтари и не думали покидать своих мест, демонстрируя напускное бесстрашие. Выпятив груди вперёд, они ещё яростнее начали махать самодельными плакатами в руках.
– Вы только посмотрите, а вот и верные псы режима пожаловали, – сделав тон максимально издевательским, пропела одна из девушек с раскрашенным лицом. – Тяв-тяв, господа полицейские. Что, деспот наконец-то обратил на нас свой взор? Какая честь, о боже!
– Несомненно, они! – с широкой улыбкой и довольным лицом подтвердил патрульный-стажёр.
– Тогда пакуем, – совершенно безучастно ответил старший полицейский.
Потом они спокойно направились к протестующим.
– Вы не имеете права! Где ваша хвалёная свобода слова, проклятый тоталитаризм?! – начал кричать парень рядом с Евгением, отвлекаясь на прибывших служителей закона.
– Сейчас я покажу вам, на что имею право, – пробурчал бывший старший следователь, вытаскивая из-за пояса резиновую дубинку. – Вы ведь прекрасно знаете, что собрания запрещены, как и антигосударственная пропаганда, я даю вам последний шанс разойтись…
Он подошёл максимально близко к девушке, которая только что выкрикивала в их адрес обидные слова, посмотрел ей в глаза с высоты своего роста и потряс в руке дубинку. Но девушка не сдавалась, а улюлюкающая компания друзей только раззадоривала её и так буйный нрав. Юная крушительница режима скорчила злобную гримасу и выкрикнула:
– Иди к чёрту, ментовская свинья! – А затем с задором плюнула в лицо полицейскому.
Её друзья разразились громким хохотом и одобряющими выкриками. Но реакции полицейского не пришлось долго ждать. Он тут же замахнулся и ударил девушку дубинкой по ноге, отчего та сразу закричала на всю улицу и чуть не упала на патрульного, но тот её схватил за руку, скрутил и потащил к машине. Остальные протестующие не сговариваясь бросились врассыпную, выкрикивая на ходу проклятия и роняя кустарные плакаты. Даже тот парень, что стоял рядом с Евгением и кичился своей смелостью, бросился наутёк, чуть не сбив его с ног.
– Что-то ты уже не такая смелая, да? – злобно шипя, спросил девушку полицейский. – А куда делись твои дружки, а? Вы же такие борцы за права?
– Ты что творишь, мразь, отпусти, мне же больно! – вопила она, волоча за собой отбитую ногу. – Я… я буду жаловаться! Лучше бы на фронте показывали свою силу, только и можете, что бить невинных девушек.
Вся её гордость куда-то внезапно подевалась, и она заплакала как ребёнок, кем, по сути, и являлась.
– Кто-то же должен, – только и ответил полицейский, а потом обратился к своему стажёру, что всё время наблюдал издалека: – Сань, открой дверь.