Константин Киба. Дилогия
Шрифт:
Георгий Александрович смеется. И мне кажется, что искренне.
— Да, такой был план, — вытирает он заслезившиеся глаза.
Хожу туда-сюда:
— У вас случаем не сумма хитрости?
— Не скажу, — улыбается он. — Ну раз ты все понял, спрошу прямо. Ты убил Дениса?
— Не скажу, — улыбаюсь в ответ.
Почему-то тоже хочется засмеяться, но я сдерживаюсь. Нравится мне этот человек, хоть и понимаю, что он этого и добивается.
Останавливаюсь. Становлюсь серьезнее:
— Мне нужна защита. Мне
Георгий Александрович кладет локти на стол, скрещивает руки в замок и опирается на них подбородком. Смотрит на меня:
— Понимаю. Будет чудо, если ты переживешь сегодняшний день. Силачи убьют тебя, как только ты выйдешь за порог моего кабинета. И им будет плевать на школьные правила, понижения, и лишение очков влияния. За твою голову они получат неплохие деньги. Ты же поэтому еще здесь?
Киваю.
— А раз так, то тебе — обычному школьнику, есть что предложить мне — заместителю директора школы «Новая Эра». Члену совета клана Истал. Что же это? Очень интересно.
Хм, я заранее придумал несколько вариантов. Один из них, не самый надежный и довольно мутный, давно не дает мне покоя. Я должен попробовать узнать об этом у заместителя директора. Возможно он что-то знает, раз какой-то там важный член Исталов. А если еще получится что-то выторговать, то будет замечательно. А если не получится — ничего не потеряю.
Тогда, в особняке Хидана, филзели сказал то, что я очень хорошо запомнил. Каждый звук и даже интонацию:
«Н… а… тре… тий… тре… тий… па…»
Если не считать, что филзели мог булькать и жевать слова, дважды было произнесено только «тре…тий…». И судя по реакции Хидана, он понял, о чем речь. Значит это не просто жеваные слова.
«Цель задания?» — спросил я тогда.
Третий. Что третий? Кто третий? И что с этим делать? Уничтожить? Убить? Украсть? Найти? Разведать? «Н… а…» — найти? Найти третий? «па…». Гадать бессмысленно. Но что бы это ни было, для Новусов, нанявших филзели, это очень важно. Как и для Хидана.
Надо только правильно сформулировать. Я замираю на месте, смотрю в глаза Георгию Александровича, выговариваю четко, по буквам:
— Т.
Заместитель директора вздергивает бровь. Продолжаю, натянув самую заговорщическую маску из всех, на какие способен:
— Р. Е. Т. И. Й.
Давно я так на концентрировался. Все свои чувства и интуицию Альва я направляю на лицо Георгия Александровича. И кое-что замечаю. Я замечаю… «ничего». Совсем ничего. Его лицо просто перестает жить. Ни единого движения, за которое можно было бы зацепиться. И это тоже мне о многом говорит. Рискну повторить «жеваные» буквы:
— П. А…
Пауза. Больше мне сказать нечего. Лоб заместителя директора покрывается едва различимым глянцем.
— Не понимаю,
— Понимаете, — потягиваюсь, разминаю шею.
Тишина.
Щелчок.
Я не заметил, как заместитель директора сделал что-то под столом.
Дверь позади меня сама закрывается, судя по звукам, на массивный засов. Он потирает виски, встает. Его лицо меняется. Я знаю такие лица. Решительные, холодные, бесстрастные. Самые опасные лица из всех возможных.
Такое же лицо… как и у меня.
И я знаю, что бы сделал на его месте.
Инстинкты бьют тревогу! Кровь стучит по вискам! В большей опасности здесь я не был еще ни разу!
Дыши…
Спокойно…
Отступаю на шаг к закрытой двери, достаю из кармана зубочистку, сую в рот, нещадно ее грызу.
— Еще шаг и я откушу себе язык, — зловеще улыбаюсь. — Смерть наступит через минуту.
Лицо заместителя директора не выражает ничего, кроме решительности. Он мне не верит?
Шаг, второй…
Мой зловещий оскал замедляет заместителя директора. Сжимаю кулаки, раскрываю рот, кладу кончик языка на нижний ряд зубов и…
— Стой! — орет Георгий Александрович.
… со всей силы бью себя по подбородку.
Ошметки зубочистки падают на пол. Кровь лениво заполняет рот — артерию я не задел. Откашливаюсь, снова открываю рот…
Не успеваю уследить, что делает заместитель директора.
Вспышка!
И…
Тьма…
Тьма — моя мать. Единственная в этом мире и в том. Шиила нашептывает мне слова во тьме…
Свет…
Открываю глаза. Сопротивляюсь дезориентации — это очень важный момент. Любой хранитель должен сразу понять, где он и что происходит.
Койка. Видимо, целительская. Стены — ага, школьные.
Упал в обморок? Нет. Заместитель директора что-то сделал со мной. Потом меня притащили в медицинский сектор школы.
Нащупываю во рту язык. Нормально. Откусил самый кончик, как и хотел. Чувствую швы. Быстро зажило. Без лечения суммой или зельями тут точно не обошлось. Этот прием — излюбленный многими фанатиками, наемными убийцами и шпионами. Но вот самому заниматься таким ни разу не приходилось. Довольно болезненная процедура. Язык — один сплошной нерв. Знаю кучу методов издевательства над языком.
Смотрю в сторону. За ширмой стоят стражи школы. Трое. Среди них знакомый мне Сергей. Смотрю вверх, в сторону. Камера. Значит, кто-то уже знает, что я очнулся.
Слышу, как кто-то заходит. Шаги плавные, равномерные. Это может быть только один человек.
— Выйдите. Все, — строго говорит заместитель директора.
Слышу, как дверь закрывают на замок. Я со скрежетом в спине и с болью во рту сажусь на койку. В легких что-то булькает и жжется. Неприятно.
Георгий Александрович подходит, садится рядом со мной, добродушно улыбается: