Константин Киба. Дилогия
Шрифт:
Решаю уже возвращаться, но замечаю в углу какую-то неровность. Хотя комната идеально ровная, и непонятно, как такой осталась за столь длительное время. Поэтому каждая выпуклость здесь привлекает внимание.
Подхожу, присаживаюсь. Голова начинает кружиться. Как я и думал, кислорода тут мало. Так можно упасть в обморок и стать первым, спустя долгое время, экспонатом этого склепа.
Какая-то коряга… Обычная прогнившая щепка…
Подбираю. И понимаю, что это точно не то, чем кажется. Да, выглядит как прогнившая щепка,
Подношу ближе к глазам, разглядываю внимательнее. На вид обычная закостеневшая коряга и, возможно, я бы в это и поверил, не будь у меня определенного опыта работы с разной степенью протухшести и мумификаций.
— Палец, значит? — тихо говорю я сам себе.
Морщусь, обращаю внимание, что то, что похоже на ноготь, у основания свежее и гладкое. Это может означать только одно — ноготь продолжает расти.
Если это то, что я думаю, то… возьму себе. Какой я Первый Хранитель если не коллекционирую человеческие пальцы.
Кладу находку во внутренний карман пуховика, поднимаюсь наверх, сажусь прямо на каменный пол, глубоко дышу.
Итак.
Палец мумии. В склепе, где раньше хранились консервированные первые одаренные, служащие аристократам местом силы для пополнения суммы. Предполагаю, что палец остался после переноса тела. Скорее всего в спешке. Отвалился? Это же каким надо быть идиотом, чтобы потерять палец? Интересно, в мавзолее у них такое же отношение к усопшим? Хотя, чему уж удивляться. Вполне могли и при транспортировке повредить. Учитывая, насколько неудобный здесь подъем и какое узкое отверстие.
Хорошо, а зачем тогда вообще нужен скрытый отсек в склепе? Уверен, что лет пять назад я бы не нашел его. Это просто со временем плитки расшатались. Ладно, тут может быть множество теорий.
Итак, чей-то засохший палец я заберу с собой. Если он поможет восстанавливать сумму, то грех этим не воспользоваться. Пока буду считать, что его «забыли» тут случайно. Халатность и гениям знакома.
Буквально за несколько шагов до выхода я останавливаюсь.
Слышу…
Ну замечательно.
— Учитель Элеонора, вы сделаете «бу», когда я выйду?!
Сначала тишина, а потом:
— Какой ты чуткий, Константин. Как узнал?
— Вы забыли, что я пронес ночью в закрытую школу отрезанную голову? Думаете, меня так легко застать врасплох?
Слышу сердцебиение негра. Равномерное. Он либо спит, либо без сознания. И я очень сомневаюсь, что он решил вдруг вздремнуть.
— Выходи, Константин. Обещаю, не трону, — говорит спокойно, без усмешки.
Будто у меня есть выбор. Протискиваюсь через металлические створки, смотрю вверх. Элеонора стоит прямо на куполовидной крыше склепа. Рядом с ней разлегся негр.
— Откуда знаешь про это место? — рассматривая ноготки, спрашивает учительница.
— Случайно
— Правда? — переводит взгляд на меня. — Ну хорошо, это вполне возможно. Правда слишком уж у Константина Кибы много случайного последнее время. А дверь была открытой?
Киваю, разыгрываю недоумение:
— А она была закрыта?
Элеонора пристально смотрит на меня сверху вниз:
— Давай-ка поговорим на чистоту.
Она спрыгивает и… парит в воздухе. Медленно, будто шарик. Опускается на землю:
— Если переживаешь за этого, — кивает вверх, на дрыхнущего на крыше склепа Гакэру, — то он нас не слышит. Так что ты хотел сказать мне той выходкой с головой, м? Чтобы я была с тобой осторожнее, верно?
Пожимаю плечами, перехожу на ты:
— Точно. Ты стравила меня с силачами в яме, да еще и Севу им отдала. В следующий раз на столе будет твоя голова. Свой последний шанс ты истратила.
Губа Элеоноры дергается. Играть с ней я больше не буду и не хочу. Есть у меня один принцип — не играть с такими женщинами. Лучше быть с ними открытыми. Поэтому либо Элеонора будет мне другом, либо врагом. Никак иначе.
Она делает навстречу мне шаг, второй. Не двигаюсь, только улыбаюсь.
— Константин, я не могу понять. Ты сейчас проявляешь силу, отвагу или тупость?
— Возможно все одновременно. И смотрю, что сработает.
Останавливается. Тишина. По ее лицу трудно что-то понять, но кажется, что она взвешивает свои дальнейшие слова.
— Хорошо, — в октябрьский мороз вырывается пар из ее алых губ. — Предлагаю перемирие. Больше никаких игр.
Молча протягиваю ей руку. Она без единого сомнения ее пожимает:
— Но не смей так себя вести при всех, понял? Не смей больше подрывать мой авторитет.
— Конечно, учитель Элеонора. Теперь вы расскажете, почему мы здесь и что вы хотели? Уверен, я не просто так попал на подработку с вами. Тут мы можем поговорить без лишних ушей, верно?
— Точно, Константин. Какой же ты умный мальчик, — иронично смотрит на меня.
Вздергиваю бровь:
— Давай без этого. Если не хочешь, чтобы в классе я называл тебя девочкой, — усмехаюсь.
Таких женщин нужно держать в сарканских рукавицах. Или они обнаглеют вкрай. Мне начинают нравиться языковые особенности с «ты» и «вы». Этим можно выгодно манипулировать в разговорах со всякими зазнавшимися и высокомерными.
— Боюсь-трясусь, Константин, — продолжает лучезарно улыбаться она. — Так, хватит этого. Я знаю, что заместитель директора как-то по-особенному к тебе относится.
Надо же, какая резкая переменчивость в нашем диалоге. Но меня это тоже напрягает. Есть ощущение, что внимания от директора ко мне больше, чем я того заслуживаю.
— И что?
— Я уже многое испробовала и, честно говоря, немного… утомилась. Поэтому скажу прямо. Мне нужно узнать от него, что с директором. Где он вообще.