Константин Заслонов
Шрифт:
Домой Константин Сергеевич наведывался ежедневно, но на пять-десять минут, — больше не позволяла работа.
Оршанцы не ударили лицом в грязь: за двое суток поставили на пары весь большой запасной парк. Кроме того, они организовали охрану поворотного круга и здания депо и создали истребительный батальон для поимки диверсантов.
Но первые три дня войны прошли спокойно, как будто бы военная гроза была где-то далеко-далеко.
В ночь с 24 на 25 июня Заслонов, вконец утомленный, еле стоявший на ногах, прилег у себя в кабинете отдохнуть.
Заслонов вскочил.
Гулко били зенитки. Над головой противно гудели самолеты.
— Фашисты! Налет!
Он кинулся из кабинета.
Нигде не было видно ни пожара, ни следов разрушений: значит, бомба упала не на территории депо и вокзала.
Не успел Заслонов добежать до «подъемки», как где-то грохнула вторая.
В депо все были на своих местах, никто из рабочих и не подумал оставлять работу и уходить.
Бомбоубежища настоящего не было, только вырыли щели для укрытия от осколков; но железнодорожники даже их делали с неохотой:
— Чего рыть? И в смотровой канаве спрячемся. А если уж попадет, то всё равно.
Первый налет прошел для депо и вокзала благополучно. После него фашисты на несколько дней оставили Оршу в покое.
V
3 июля утром Заслонов залез в смотровую канаву осматривать «щуку». С ним ходил машинист паровоза Штукель — высокий человек лет тридцати пяти. У него был неприятный, узко прорезанный рот с сухими губами. Говорил Штукель всегда очень быстро, глуховатым, бесстрастным тоном. Слова сыпались с его синеватых губ точно с каким-то сухим треском.
Заслонов был недоволен паровозом Штукеля. Он резко говорил машинисту:
— Возвращающий аппарат передней тележки у вас загрязнен. Грозит безопасности. В плохом состоянии ваши часики, товарищ Штукель!
(«Часиками» Заслонов всегда называл паровоз).
И вдруг сверху донеслась пальба зениток: опять летели эти проклятые фашисты!
— Константин Сергеевич, вылезайте! Налет! — крикнул, нагнувшись к колесам, приемщик наркомата.
— Чорт с ними! Пусть летят! Некогда вылезать! — отозвался ТЧ и спокойно продолжал делать свое дело.
Наверху загрохотало, застучало. Штукель, съежившись от страха, ходил за начальником. Видимо, он больше беспокоился о себе, чем о паровозе.
— Константин Сергеевич! — вдруг окликнул сверху помощник Заслонова по ремонту, Сергей Иванович Чебриков. — Идите скорее!
— Что такое?
— Товарищ Сталин будет говорить! — крикнул Чебриков и убежал.
Заслонов кинулся вон из смотровой канавы.
Штукель тоже последовал его примеру, но побежал он не туда, где столпились, забыв о бомбежке, деповцы, а в противоположную сторону — к калитке, ведущей на двор.
Когда
«Фашистская авиация расширяет районы действия своих бомбардировщиков, подвергая бомбардировкам Мурманск, Оршу, Могилёв, Смоленск, Киев, Одессу, Севастополь. Над нашей родиной нависла серьёзная опасность».
Все невольно переглянулись. Было ясно, что каждый оршанец в эту минуту думал одно: «Сталин — с нами. Наш мудрый вождь! Он знает всё. Он помнит обо всех нас!»
Фашистские коршуны кружились над Оршей, бросали бомбы, а народ, затаив дыхание, слушал мудрые, полные любви к своему Отечеству и ненависти к лютому врагу, проникновенные слова вождя:
«В занятых врагом районах нужно создавать партизанские отряды, конные и пешие, создавать диверсионные группы для борьбы с частями вражеской армии, для разжигания партизанской войны всюду и везде, для взрыва мостов, дорог, порчи телефонной и телеграфной связи, поджога лесов, складов, обозов. В захваченных районах создавать невыносимые условия для врага и всех его пособников, преследовать и уничтожать их на каждом шагу, срывать все их мероприятия».
Когда налет окончился, Чебриков крикнул рабочим:
— Ну, ребятки, слыхали, что сказал нам товарищ Сталин? Мы должны быстрее продвигать транспорт с войсками и военными грузами. За работу!
Дядя Костя молчал. Он давно видел: речь вождя захватила, воодушевила народ. Никаких других слов не надо.
Деповцы с еще большим рвением кинулись к своим станкам.
VI
В этот же вечер Константин Сергеевич заглянул домой. Во время дневного налета одна бомба упала в том районе, где жили Заслоновы, и он беспокоился: как семья?
Домик стоял на месте — даже уцелели его стекла, — и все оказались живы-здоровы, но Раису Алексеевну не на шутку встревожили налеты. Она считала, что детей надо увезти из Орши.
Константин Сергеевич и сам видел опасность: фронт приближался. С запада тянулись поезда с эвакуируемыми женщинами и детьми, с оборудованием фабрик и заводов, с колхозным скотом. Шли санитарные поезда.
Фашисты заняли Борисов. До фронта осталось сто тридцать три километра.
Теперь Орша, как крупный железнодорожный узел, несомненно, станет еще больше и чаще подвергаться налетам.
Решили, что Раиса Алексеевна с детьми уедет завтра же.
Помогать жене укладывать вещи Константин Сергеевич не мог, — его ждала срочная работа в депо, и он ушел.
В эту ночь Заслонов, как всегда, был очень занят. Приходилось думать о многом, но сквозь мысли о деле прорывалась еще одна: скоро уедут его маленькие, дорогие «бусеньки». И тогда больно сжималось сердце.
Настало утро. Приближался час отъезда. Вот уже надо было итти за женой и детьми и собираться к поезду.