Константин Заслонов
Шрифт:
— Стоит и смотрит.
— Неужели узнала? — встревожился Женя.
— Всё возможно.
Когда они свернули в ту улицу, где жили Кореневы, Женя схватил Заслонова за руку:
— Часовой!
Против дома Кореневых, у школы, ходил с автоматом на груди часовой.
— А ты думал, — фашисты школу для белорусских детей откроют? — ответил Заслонов и продолжал спокойно итти к дому.
Часовой не тронул их, и они вошли в калитку. Бабушка оказалась дома, а матери Жени, Анны Ивановны,
— Я закрою дом на замок, а вы ложитесь и отдыхайте с дороги, — сказала она и ушла.
Но Заслонов и Женя не стали отдыхать. Они ушли в спальню, завесили единственное окно, выходящее на огород, и принялись чистить свои пистолеты.
За этим занятием их и застали возвратившиеся Анна Ивановна и бабушка. Увидев оружие, женщины оторопели.
Когда после первых приветствий все уселись, бабушка сказала, боязливо косясь на пистолеты:
— И зачем вам эти револьверы, скажите на милость?
— Мы пробирались лесами и болотами. Без оружия как же итти? — ответил Заслонов.
Давеча он сказал бабушке, что пришел с Женей только вдвоем.
— Вывешено объявление: у кого найдут оружие, сразу — расстрел, — сказала бабушка, испуганно глядя на пистолеты.
— Кажется, фашисты неплохо расстреливают и безоружных, — усмехнулся Заслонов.
— Сохрани господи, найдут или узнают! — твердила бабушка в страхе.
— У нас не найдут! — уверенно ответил Женя, кончавший собирать вычищенный пистолет.
Он попробовал отвести ствол, — всё в порядке. И вдруг раздался выстрел. Пуля угодила в пол.
Все обомлели.
Бабушка в ужасе отшатнулась. Анна Ивановна сидела бледная, схватившись за голову руками. Сконфуженный Женя в недоумении смотрел на пистолет, не понимая, как это он мог выстрелить.
Заслонов криво улыбался.
Это длилось секунду. В следующую Заслонов, сидевший рядом с Женей, выхватил из его рук пистолет и поднялся.
— Надо спрятать. Могли услыхать выстрел!
Все очнулись от оцепенения и засуетились.
Куда спрятать пистолеты на случай обыска? Под кровать? На печь? В подполье?
Не годится!
Каждый старался придумать место понадежнее, а сам, в то же время, с тревогой прислушивался: не стучат ли, не ломятся ли уже в дверь эсэсовцы?
— Мамаша, давайте пустой котел! — живо сказал Заслонов бабушке.
Старуха осторожно шагнула на кухню, боязливо поглядывая на окно, в котором маячили голые сучья сирени. Она проворно достала из-под лавки котел. В нем была картошка.
— Высыпайте картошку на пол! — командовал Константин Сергеевич.
Он положил оба пистолета и обоймы с патронами, предусмотрительно завернутые
— Ставьте в печь. Фашист жаден, картошка не сало, — на нее он не польстится!
Бабушка с опаской взяла котел и понесла его к русской печке, далеко отставив от себя, точно он обжигал ее.
Через секунду страшные пистолеты очутились в печке за заслонкой.
— Мама, выйди во двор, посмотри, как там! — попросил Женя.
Анна Ивановна накинула на плечи платок и вышла. Все молчали, с тревогой ожидая, что же будет. Женя не мог от огорчения и стыда поднять глаз: сидел красный, как рак. Анна Ивановна быстро вернулась.
— Всё спокойно. Должно быть, не слыхали!
— У нас тут кругом стреляют. Каждый день!.. — повеселела бабушка.
— Это, щука, тебе наука!.. Из-за глупости могли бы влопаться. Вперед надо быть осторожнее! — строго сказал Жене Заслонов.
— А всё-таки зачем смерть за собой таскать? Закопали бы лучше где-нибудь эти револьверы, — сказала бабушка, всё еще косясь на печь.
— В этих пистолетах наша жизнь, маменька, а не смерть! — ответил Заслонов.
II
Остаток дня прошел спокойно. К Кореневым никто не приходил и не тревожил Заслонова. Но уже назавтра Константину Сергеевичу и Жене пришлось скрываться от чужих глаз в тесной спаленке.
Еще с утра к Кореневым явилась Пачковская. Она всё-таки узнала на улице Заслонова и Женю и пришла расспросить у них, не знают ли они, где ее муж и что с ним.
Анна Ивановна отговаривалась, клялась, что Женя не вернулся.
— Вы не бойтесь меня, я никому не скажу, — убеждала Пачковская.
Но та стояла на своем:
— Сына нет в Орше, вы ошиблись, это был другой человек.
Пачковская ушла ни с чем, обиженная.
— Мама, ты плохо ведешь роль. Тебя по голосу сразу узнаешь, что ты говоришь неправду, — сказал Женя, выходя из спальни. — Вот бы Коля Домарацкий, тот бы сыграл!..
— Да, я не артистка. Но всё-таки, как это — по голосу? А что в моем голосе? — даже обиделась Анна Ивановна.
— В твоем голосе много радости.
— А что же мне плакать, если ты вернулся?
— Немножко суше надо говорить.
Не прошло и часу, как вслед за Пачковской пришла жена машиниста Лобана, а за нею — Ткаченок. Слух о том, что бывший начальник депо Заслонов и Женя вернулись в Оршу, быстро распространился между железнодорожниками.
Кореневой так надоело отвечать всем одно и то же, что с Ткаченок она в самом деле говорила очень сухо.
— Всё-таки плохо, что о нас так скоро узнали, — думал вслух Заслонов.