Конструктор
Шрифт:
Спустя три месяца после нового года я уже вполне освоился под началом Поликарпова. Он меня во многом использовал как «дурака» — брякну я что-то, даже если полную глупость, но это может натолкнуть его на интересную мысль и решить трудную задачу. Я не обижался. Всему свое время. Тем более я понял, что радио — это конечно интересно, но не мое. Собрать «компьютер» из готовых деталей — это одно. А вот создать эти самые детали — задача совершенно другого порядка. Я пока освоил только сборку радиопередатчика, и пытался вспомнить, что такое «бит» и как его собрать «в железе».
Изучение радио я не бросил, но решил переключиться на иные проекты. К тому же на всю страну грянула новость, расколовшая партию на Троцкистов и Ленинцев — после восстания моряков в Кронштадте
Глава 9
Весна — осень 1921 года
Когда прошла весть о замене продразверстки продналогом, многие восприняли это не только радостно, но и настороженно. А ну как послабление временное или в другом чем-то обманут? И словно подтверждая мнение людей, Троцкий заговорил о реставрации капитализма!
Ленин на первых порах все отрицал. Однако сам факт, что с крестьян теперь не только брали не 70 процентов продуктов, а лишь 30, так еще и позволяли ПРОДАВАТЬ! излишки — говорил об обратном. Собственно и сам Владимир Ильич постепенно это признал. К концу года он уже унылым голосом заявлял, что реставрация капитализма — мера вынужденная, и как сильно придется «отступить назад» — неизвестно.
Под конец весны в школе стало очень пусто. Несмотря на декрет ВЦИК продуктов больше не стало и многие школьники вместе с родителями перебрались в Подмосковье, к родственникам в деревню. Тем более что сейчас как раз было самое время заниматься посадками. Из-за этого мое время на помощь в «репетиторстве» своих одноклассников существенно сократилось, и появилась возможность просто подумать и поразмышлять об отвлеченных вещах. Например, как было хорошо в прошлой жизни у бабушки на даче. Рядом речка, на огороде есть и морковка, и огурец, с помидором, горох сладкий, а уж сколько ягод! Клубника, малина, вишня. Да я бы даже облепихе сейчас был бы рад!
— Да какого черта! — воскликнул я обиженно и побежал к директору, изумив Якова Моисеевича, слегка задремавшего под майским солнышком, пока мы мерно писали контрольную.
Мысли мои были просты: какого черта мы вынуждены голодать, когда можно самим обеспечить себя на зиму продуктами? Пускай построят теплицы, да выдадут семена — а уж мы и сами посадим, и поливать будем, и потом урожай заготовим. Никто из моих одноклассников не откажется, уверен. Тем более я как староста должен о нуждах класса беспокоиться.
Тема с продовольствием была острой, а потому я нашел живейший отклик моей идее в лице Семена Валерьевича. Он пошел еще дальше и договорился с одним совхозом, чтобы половина его полей была засеяна школьниками картошкой под наши нужды. Я еще подумал, уж не стал ли я сам ненароком основоположником того, что в будущем школьники и студенты по весне-осени будут обязаны ездить копать картошку? Вроде отец рассказывал что-то такое про свои студенческие годы.
После того, как на территории школы возвели три больших теплицы, это стало самое посещаемое место. Сразу несколько классов посвятили этому событию стенгазеты, и мое имя стало на слуху у всей детворы нашего района.
У этого было и другое неожиданное для меня последствие. Про кровать для себя и родителей я не забыл, но материалов под это дело достать так и не удалось. А тут один из родителей оказался работником склада пиломатериалов. Он же и помогал со стройкой теплиц, так что был в курсе автора идеи. И решил отблагодарить меня, ведь в нашей школе у него аж трое детей учится. И еще столько же скоро достигнут подходящего возраста, чтобы тоже поступить учиться. В общем, теперь у нас дома есть кровати, как мне хотелось!
С Борькой мы отдалились. Он остался в цеху, а в школу еще не ходил. В итоге встречались мы редко. Жаль, но такое происходит сплошь и рядом. Я же сосредоточился на учебе под руководством Поликарпова. С устройством радио и как его собрать я худо-бедно разобрался. Хотя если бы не практические «опыты» — никогда бы
Поэтому сейчас я пыхтел над собственным планером и размещением приборов в кабине пилота. Еще и электрику пришлось изучать с механикой. Иначе бы не смог понять, как провести провода от рычагов управления к рулям на хвосте планера. Да и радиостанцию для связи с землей я хотел в свой самолет впихнуть. Николай Николаевич смотрел на мои потуги с каким-то академическим интересом. Словно на мотылька: полетит — не полетит? Но не вмешивался и на мои вопросы отвечал охотно.
Крылья я решил разместить в нижней части, прямо под кабиной. Двигатель с винтом разместить впереди. Шасси — три колеса. По одному на крылья и одно опорное на хвосте. Хотел сделать их убирающимися, но понял, что пока знаний мне для этого не хватит. Мне казалось, тут надо или механический привод подводить — чтобы пилот сам «ручками» шасси убирал, или делать электропривод. А батарей и на радио-то не хватает, куда уж тут до шасси. Еще у меня была идея, чтобы пилот в любую погоду мог летать. В бурю конечно он вряд ли сможет лететь, но вот в туман или темной безлунной ночью — вполне. А для этого нужны приборы. И тех, что есть, категорически мало. Пообщавшись с Николаем Патрушевым, который ко мне относился довольно тепло, я пришел к выводу, что сейчас для навигации в тумане и темноте ему не хватает двух вещей: света и умения ориентировать самолет в пространстве. Первое решается относительно легко: фонарь под винт вместо фары, как у автомобиля, и при заходе на посадку включаешь. Емкости аккумулятора даже в одну минуту должно хватить. Я его за спиной пилота в корпусе планера решил разместить. Там места полно еще. А вот второе…
— Я ж не могу понять, как сильно я от маршрута отклонился, — пытался мне объяснить летчик. — Вот мне влево надо крен дать — а как сильно? Ориентиров-то не видно.
— Я тебя понял, подумаю, возможно ли что-то сделать, — ответил я ему тогда.
И ведь придумал же! В будущем за положение самолета в пространстве будет отвечать «авиагоризонт». Сейчас такого прибора еще нет, да и как он там в будущем будет реализован и когда — я не знаю. Зато знаю, как я сделаю его аналог.
Сделать круглую плоскую пустотелую стеклянную тару в нынешнее время не проблема. Технически. Были бы связи с руководством стекольных заводов. Мой же вариант авиагоризонта был прост, как лом, и достаточно дешев. На круге размечаются насечками градусы от нуля в верхней точке до ста восьмидесяти в нижней. Этот круг помещается в стеклянную тару под его размер, и все внутри заливается непрозрачным раствором. Остается лишь небольшой шарик воздуха, через который можно рассмотреть насечку в верхней части тары. После этого емкость запаивается, и по сути получается то, что в будущем строители называют «уровень» и активно используют. Размещаешь круг на приборной доске перед пилотом так, чтобы «0» находился вверху, и при поворотах теперь летчик легко может определить градус, на который получился крен самолета. Еще и подсветку ему можно организовать включаемую. Размещаешь такой же круг-«уровень» сбоку от пилота, и по нему можно определить отклонение самолета от горизонтали в продольной оси. Грубо говоря «вниз» он летит и насколько или «вверх». Вот так! Все гениальное — просто!
Оказалось, что подобный прибор давно известен, вот только в авиации до меня его никто не сообразил применять. Об этом мне сказал сам Поликарпов. Николай Николаевич оценил мое новшество по достоинству и тут же добавил этот прибор в свой биплан. Правда, в будущем авиагоризонт это вроде один прибор, а у меня он из двух одинаковых частей получился. Ну да ничего страшного.
Летом отец впервые за долгое время пришел домой с улыбкой на лице.
— Сергуня, нам ставки вернули! — радостно поделился он со мной новостью.