Консул Содружества

Когда писатель-фантаст говорит, что его интересует будущее Человечества, читатель обыкновенно воспринимает его слова как дежурную банальность. Мне легко понять этого читателя! Поскольку интересоваться будущим – это, согласно сложившейся в двадцатом веке традиции, обязанность писателя-фантаста, это, так сказать, поведенческая норма, как для врача-окулиста интересоваться состоянием глазного дна забредающих в кабинет пациентов. От писателя-фантаста требуют рассказов о будущем, у него буквально вымогают разумных инопланетян, рассекающих черную даль больших космических кораблей и, конечно, мудрых прозрений относительного того, «куда всё идет». Можно даже сказать, что мы, писатели-фантасты, торгуем будущим оптом

и в розницу… Если принять и продолжить эту прилавочную метафору, то можно сказать, что моя книга «Консул Содружества» – одна из самых неожиданных торговых позиций в магазинчике «Зорич & Зорич». Она на несколько лет старше моей самой знаменитой трилогии «Завтра война» (которая тоже о будущем!), а значит сам я, писавший ее, был на несколько лет моложе. И веселее. И жизнерадостнее. И бесшабашнее. Пожалуй, этот ряд можно продолжить еще двумя десятками пригожих прилагательных, но, я полагаю, мессадж и без них ясен. В интервью газетам и журналам я люблю – от застенчивости – порассказать журналистам, что моя двойная личность – это не слишком важный комментарий к моим книгам, но сам-то знаю страшную правду: он важный, и хотя книгу можно понять и без него, с ним понимать куда легче. Итак, во дни «Консула Содружества» сам Зорич был куда более бойким и веселым, и драгоценные бусины этого веселья – они рассыпаны по страницам текста. «Консул Содружества» – веселая и молодая книга.

Ее главного героя, Сережу, я, как это нередко случается у писателей, писал с себя. Причем не с того себя, каким я был в свои двадцать лет, а с того, каким я хотел бы являться. Не исключаю, именно поэтому Серж ван Гримм симпатичен мне до сих пор – гармоничным, архивезучим и очень полезным Человечеству балбесом я лично так и не стал, и вряд ли стану (ну разве что в последнем пункте еще есть надежды), а вот Сергей стал и останется теперь таким храбрецом и душкой навсегда, бодро прогуливаясь по грядкам букв, карабкаясь на уступы абзацев…

Мир, в котором живет Серж ван Гримм, я тоже писал как лучший из тех миров будущего, что возможны «при сохранении текущих тенденций». Это мир глобализованного и умиротворенного Человечества, где границ между культурами не существует, где все народы и нации давным-давно выяснили отношения, помирились, переженились и обзавелись жизнеспособным потомством, где нет отдельных, стеклянными стенами отгороженных друг от друга культур – русской и немецкой, англо-американской и иранской, а есть одна большая, общая для всех культура-коммунальная-квартира, этакий «глобалистический капитализм с человеческим лицом», понятный всем (потому что простой как мать-природа) и не обременительный ни для кого. Человечество из «Консула Содружества» занято, по преимуществу, трудом и потреблением. Ни о чем особенном оно не мечтает, однако нисколько не страдает от этого, налицо «триумф маленького человека», каким, кстати, и является главный герой. И если бы не коварные инопланетяне-кроверны, жить бы этому выдуманному капиталистическому раю да поживать, добра наживать, тысячелетия и тысячелетия…

Через несколько лет после издания «Консула Содружества» я изобрел «Завтра войну». Вселенная этой трилогии в чем-то похожа на вселенную «Консула Содружества», а в чем-то – совсем непохожа. Вместо «общечеловечества» там народы – самостоятельные, самоуглубленные, озабоченные каждый своим. Вместо приукрашенного капитализма – просвещенный социализм, а главный герой «Завтра войны» не «московский пустой бамбук», а «юноша бледный со взором горящим», натура цельная и вдумчивая (собственно, таким меня лично воспитывали семья и школа в позднем СССР). Однако, в мире «Завтра войны», как и в «Консуле», в жизни человека есть место подвигу, потому что война, потому что любовь, потому что любое будущее – это будущее, где живут люди, человеки. С этой точки зрения отличия между «Консулом Содружества» и «Завтра войной» косметические, что бы там ни говорили критики, как бы ни настаивали на различиях «славянофилы» и «западники»…

Собственно, на встречах с читателями, реальных и виртуальных, мне частенько

приходится отвечать на вопрос «так в какое же будущее вы, лично вы, Александр Зорич, действительно верите – в будущее „Консула Содружества“ или в будущее „Завтра войны“?». Для таких случаев у меня есть дипломатичный ответ: Настоящее Будущее будет лежать где-то посередине между двумя описанными мною вариантами, так сказать «с бору по сосенке». А тем, кто не верит, я предлагаю дожить до двадцать седьмого века, осмотреться там как следует, а затем лично опровергнуть меня с фактами на руках.

Нарастающая вибрация, которая чувствовалась даже сквозь амортизированную экоброню, говорила о том, что командование все-таки решилось перейти к активной фазе операции. Крейсерский транспорт «Румба» подрабатывал импульсной тягой, в последний раз оптимизируя параметры десантирования.

Через несколько минут оптимизация завершится. Десантные катера будут катапультированы точно в яблочко – «зону L». От перегрузок в глазах померкнет свет, в ушах заревут голодные демоны смерти. Сегодня они нажрутся досыта.

– Джентльмены! Перед нами – четыре свежих бифштекса с кровью. Командование еще не видело их в деле. А потому не считало необходимым знать их имена. Мы звали их номерами. Вы догадываетесь, о ком идет речь. Номера GAI-7036, GAI-7037, GAI-7039, GAI-7041. [2]

GAI-7039 – это я.

Произносится «Гай Тридцать Девятый». «Семьдесят» отбрасывают, это код батальона, что толку его повторять? Хотя надо бы не «гай», а «джи-эй-ай», как объяснил мне один коренной землянин с Лос-Анджелесских островов.

Остальные номера – рекруты моей вербовки. Два пробела в нумерации, GAI-7038 и GAI-7040, пришли в учебную роту вместе со мной.

Гай Тридцать Восьмой – стройный паренек из веганцев. Мастер был художественной резьбы по мясу, татуировки, стало быть. Изукрасил пол-учебки сисястыми русалками и свастиками. Еще девизы умел. Вроде «Порок – это удовольствие, которое не надоедает» или «Бог – это победа!». Тридцать Восьмой был старше меня на два биологических года. Расстрелян за трусость перед лицом условного противника, проявленную во время учебной тревоги.

Гаю Сороковому по удивительному совпадению было ровно сорок лет – баснословный возраст даже для бронесил, не то что для штурмовой пехоты. Погиб во время тренировочного десантирования на Альфанге.

Официальная причина гибели – разгерметизация экоброни. Ходили слухи, что он поднялся в полный рост на ползковом треке, прямо под практическими пулеметами сержантской команды. Зачем он это сделал?

– Номер GAI-7036!

– Сениор! Номер GAI-7036 здесь, сениор!

– Назови свое полное имя.

– Сениор! Антонио Страда, сениор!

– Вы слышали, джентльмены? Поприветствуем Тони, самого тяжелого бойца в рядах правительственной штурмовой пехоты!

Захлопали и засвистели довольно оживленно. Рядовой первого класса Зигфрид Рунге выдудел из своей губной гармошки что-то мажорное.

Вообще-то играть Зигфрид не умеет. Даже «хэппи бёздэй ту ю» без фальши не изобразит. Да и гармошка та еще. На Марсе в похожие штуки дуют обычно болельщики на метабольных матчах. Звук – тошнотворнейший.