Консул Содружества
Шрифт:
В голове мельтешат неоформленные мысли о всякой химии, в которой я разбираюсь как прозектор в косметической хирургии. Вспоминаю некстати, что кроверны иногда используют при климатизации планет так называемые химические реакторы.
Кроверны – короли планетарных преобразований. Мы тоже это умеем, но у кровернов подход покруче.
На образцовую климатизацию Марса Содружество потратило восемьдесят лет. Наши двоякодышащие недруги сварили Эсквемелин за десять стандартных суток.
Говорят, кроверны могут «просчитать» целую планету. С ядром и мантией, плитами континентов и океанами, вулканами, горами, впадинами и ледниками. И якобы благодаря этим своим расчетам кроверны знают, как одним пальчиком разрушить на планете прежний экобаланс. На всей планете! И устроить новый, по своему вкусу…
Много думать вредно. Здоровенная «мамаша» выпрыгивает из прохода между двумя кубами. Да так неожиданно, что задумавшийся о премудростях химии салабон Серж ван Гримм даже не успевает как следует перетрухнуть.
Любопытно: проход таки охранялся рокет-автоматами. Но самое любопытное: они были включены!
Кто и когда привел их в действие – знать не знаю. Может даже статься, что их никто не включал, а кровернам просто не хватило ума их выключить. За целую неделю? Сомнительно.
«Мамаша» поймала сытный заряд, разваливший ее на куски прямо в воздухе.
Лохмотья неопрятной, хлюпающей плоти завалили меня с ног до головы. Слабенькие разряды затрещали между металлизированным костяком монстра и трубой.
А вот если б эта улиточка была, так сказать, в сборке, меня ожидал бы мегавольтный электрический разряд.
Не могу сказать, что экоброня на это не рассчитана. Я, пожалуй, немного еще потрепыхался бы. Но что бы я делал в тяжеленной мертвой скорлупе, у которой отказала вся энергетика?
Успел бы, наверное, пару раз матернуться. А потом крепкий, как закрылки «Фалькрама», клюв меоравиоля отыскал бы слабое место в моих умерших доспехах…
Меоравиоль – так «мамаша» называется. Но кто же это выговорит?
Дальше – больше. Вслед за электрическим моллюском из прохода выскочил… человек. И никакой рокет-автомат его не срезал.
Просто – человек. Не штурмовой пехотинец.
Он был одет в рабочий комбинезон, густо замазанный кровью и, кажется, содержимым этих перегонных кубов. Комбинезон аж дымился.
Да на нем даже перчаток не было, не то что экоброни! Впрочем, левая кисть отсутствовала, что снижало потребность в перчатках ровно вдвое.
Неизвестный герой довольствовался легкой кислородной маской. В правой руке он держал ажурное железное бревно. За бревном волочился шланг толщиной в три пальца.
Кому, как не мне, бывшему монтажнику-подводнику, было узнать в этом варварском агрегате сварочный плазмомет старой модели! Отличная штука. Можно скалы резать, можно при должной квалификации консервы открывать.
Изредка применяется и по прямому назначению. А сегодня вот оказалось – в качестве импровизированной замены рокет-автомата тоже сгодится.
Мужик – а это был, конечно, здоровенный, смуглокожий мужичара, иначе как бы он уволок в одной руке эту хреновину? – подковылял ко мне.
Я показал ему большой палец. Молодчина. Спасибо. Ты – номер один. Я твой должник. Двойной бурбон – за мой счет.
Он что-то орал и вид имел скорее гневный, нежели обрадованный спасением жизни правительственного штурмового пехотинца. Что за язык такой?
Милитум осведомился, требуется ли перевод. Он еще спрашивает!
«Язык – испанский. Встречаются слова из индейского языка „киче“, – сообщил милитум. Какого еще, к черту, „киче“?
– Уматывайте! Быстро! Тут никого нет! Никого! – орал мужик на этом самом языке.
С виду вроде не сумасшедший. Как же это – «никого нет»? А он кто? Да если кроверны позволили разгуливать здесь персоналу Копей, так, может, и все остальные уже на поверхность вылезли, а?
– Сейчас всему крышка! Тернарный компонент потек! Ты что, не видишь?! – Он гневно завращал глазами, тыча своей железкой прямо под ноги.
Тернарный компонент чего? Я, конечно, олух, но, по-моему, для крупных неприятностей нужны еще по меньшей мере два. Два компонента, два других сорта химического дерьма. Иначе какой же он «тернарный»?
– Объясни внятно! – рыкнул мой речевой синтезатор на испанском. – Кто ты? Что здесь происходит?!
Мужчина наконец скумекал, что лучше перейти на интерлингву.
– Офицер биологической безопасности Чака Дюмулье. Вчера они прорвали контур. Здесь все не так, как вы думаете. Людей больше нет. Последние передачи были не от нас, это обман кровернов. Мы ничего не могли сделать. Шибальба!
– А что компонент?
Дюмулье аж зарычал от злости. Кризис коммуникации у нас наметился, значит. Не петрит ничего собеседник. Ка-акой тупой солдафон попался, это ж надо!
– Им не нужен иридий, – просипела его кислородная маска. – На Копях их интересовали только синтез-машины. Благодаря нашей трофейной технике кровернам не пришлось завозить почти ничего своего. В синтез-машинах, – Дюмулье кивнул на черные кубы, – уже наработаны реагенты. Осталось меньше часа. Возможно – минуты. И кроверны начнут климатизацию. Но неуправляемая климатизация будет прямо сейчас, потому что я выкрутил пару предохранителей.
– Вы понимаете, что подставили по меньшей мере восемьсот человек?
– Откуда же я знал о вашей операции? Я думал, что убью сотню кровернов и целую армию термитов. Я вывернул предохранители. Вышел из аппаратной. И тут раздались первые выстрелы. Да я понятия не имел о вашем десанте! Я думал, что честно исполнил свой долг.
– До того, как идти в аппаратную, вам следовало бы задержаться на одну чашечку кофе.
Дюмулье не улыбнулся.
– Я выполнял свой долг, – повторил он.
Ага. Это типаж. Герой-самоубийца. Умираю, но не сдаюсь типа.
Впрочем, его можно понять. В самом деле, сам факт операции был строго засекречен. Не говоря уже о точном времени.