Консул
Шрифт:
Тут Го Шу залопотал изысканные благодарности, и Сергий понял, что переговоры прошли успешно. Жрец вызвал пожилого служителя в чиненом-перечиненом халате, и сказал, что это Сюнь Синь, всю жизнь проведший в горах, знающий все тропки.
– Ступайте за ним, – заключил жрец, – и проскользнете незаметной тенью, спуститесь с гор, как тающий туман…
Жрец хотел дать свое благословение, но тут начались события. Дверь в храм с грохотом распахнулась, и внутрь ввалились вооруженные молодцы не то в чалмах, не то в шлемах. Кто-то за их спинами прокричал команду нетерпеливо и зло. Сергий узнал голос Орода и мгновенно выхватил меч. Го Шу застонал в отчаянии, И Ван запричитал: «О, Амитофу! О, Амитофу!» Преторианцы выстроились в ряд, с левого фланга встали ликторы, с правого – бравые сыновья Чжугэ Ляна.
Еще мгновенье, и скрестились бы мечи, и пролилась бы кровь, но тут главный жрец бросился между правыми и виноватыми, убегающими и догоняющими, вздымая руки и гневно крича.
Знающих язык рядом с Сергием не оказалось, да и время было не то, чтобы заниматься переводами, поэтому смысл отповеди остался для него неясным. Зато напавшие, дрогнув, опустили клинки. Злобные оскалы сменились выражениями неуверенности.
Сергий, напряженный и сконцентрированный, четко различил в воинстве Орода две силы, равнодействующей которых выступал парфянин. «Головорезики» находились в меньшинстве и не слишком прислушивались к речениям жреца, а вот воины-ханьцы, коих было побольше, даже рты пораскрывали, внимая даосу.
Жрец воздел руки, совершая угрожающие пассы, толкуя о наказании за грехи, нагоняя волну ужаса и пробуждая в загрубелых душах покаяние.
Сергий и сам застыл соляным столбом, боясь малейшим движением разрушить нагнетаемые чары. А чары действовали – у воинов расслаблялись лица, с них сходили маски ожесточения, опускались руки, клонились головы.
Неизвестно, чем бы все кончилось, но тут через толпу протолкался разъяренный Ород – и с ходу заколол жреца. Хрип и бульканье были слышны на весь храм. И начался ад.
Воины-ханьцы взревели как один и набросились на «головорезиков». Рубящие и колющие удары их мечей и секир сеяли смерть направо и налево. Разбойники после секундного замешательства дали отпор. Под гулкими сводами храма крики и вопли, лязг оружия и глухие звуки падения усиливались множественными эхо и теснились, угнетая слух.
Искандер и Сергий одновременно бросились на Орода, но Тиндариду помешало мертвое тело жреца, а Лобанов поскользнулся в луже крови. А вот новоиспеченный нань не сплоховал – Косой буквально ввинтился в толпу сражающихся и канул среди оскаленных морд и обагренных клинков.
К Сергию подскочили Чжугэ Лян и Сюнь Синь.
– Уходить надо! – выдохнул доктор.
– Уходить, уходить! – пролопотал проводник, и потянул Лобанова за рукав, тыча рукою в темный угол, где обнаружилась дверь.
Жрецы прикрыли их отход, хором выкрикивая священные формулы. Первыми из храма выскочили ликторы и проводник, последними – преторианцы с философами.
За дверью обнаружился дворик, обнесенный высокой каменной стеной. Здесь даосы уединялись для медитации.
Сюнь Синь рысью пересек дворик и проскочил на заднюю часть храма, где сгрудились хозяйственные постройки. Круто свернув к конюшням, проводник замахал руками мальчикам-служкам – те торопливо отворили ворота.
Спешно седлая коней, недовольных тем, что их отрывают от кормушек, беглецы повели скакунов, таща за поводья, и покинули храм через задние ворота, за которыми даосы возделывали огородики.
Сюнь Синь выбрал для себя самую невзрачную лошадь из табуна и даже не потребовал седла – то ли обет давал, то ли привычен был.
Легкой пробежкой, раздраженно фыркая и мотая головами, кони проследовали по тропе, скрывавшейся за деревьями, и канули в лес.
Однако шум боя и душераздирающие вопли долго еще нарушали тишину, пугая птиц и настораживая Вечно Синее Небо.
Леса и горы тянулись нескончаемо. Солнышко пригревало все сильнее, растительность цвела все пышнее – начинались настоящие джунгли. Камфорные деревья и бегонии всё туже переплетались лианами, дикий банан выступал в роли подлеска.
Ночью у костра не было душно, но незнакомые ароматы наплывали из темноты и будоражили кровь, огромные бабочки летели на огонь, а из чащи доносились дикие крики обезьян и птиц. Южная необузданная природа обступала крошечный людской мирок, будто готовясь поглотить его без остатка, растворить в зеленом аду. Однако и люди не сдавались – оставив за спиною не одно пекло, они были готовы к худшему.
Утром Сюнь Синь поднял всех задолго до рассвета и повел караван почти на ощупь – плотный туман забивал все прогалы между деревьями, глуша звуки и путая глаза.
Встало солнце, рассеивая влажную завесу. Открылся путь, широкий – телега проедет. Проводник объяснил, что это слоновья тропа. Здешние селяне возделывают рис на делянках в узкой долине, а со склонов тягают стволы деревьев – не сами, конечно. Здешние слоны хоть и мелки, но таскать бревна им под силу.
Ближе к полудню Сергий расслышал звуки погони – топот лошадей достиг его ушей, топот и крики всадников.
– Уходим!
– Блин! – рассердился Эдик. – Достали уже!
Отряд прибавил ходу и вскоре выбрался на обширную лесосеку. По неровному склону бродили слоны. Восседающие на них погонщики издавали резкие крики, приказывая животным. Умные гиганты послушно упирались лбами в деревья и валили их, выворачивая с корнями, оголяя скалистый грунт под тонким слоем красной почвы.
Десяток лесорубов тотчас же накидывалась на ствол, отделяя комель с корнями, обрубая сучья и тонкую верхушку. Поодаль слон поддевал готовое бревно бивнями, помогая себе хоботом.