Консул
Шрифт:
Уже на второй день плавания ша-чуань попал в плотный косяк рыбы. Большая синяя акула сверкнула своим белым брюхом, скользя под кормой, на которой Эдик и Чжугэ Лян изображали помощников кормчего.
А ближе к полудню корабль нагнали дельфины. Они проходили огромной стаей – сплошной массив черных блестящих спин. Куда ни глянь, всюду выскакивают эти крутолобые симпатичные существа, играя с ша-чуанем в пятнашки. И у кого только язык повернулся назвать их «морскими свиньями»?
Целые стаи летучих рыб вырывались из воды, трепеща длинными грудными плавниками. Порой они проносились над палубой, этакие большеглазые жирные селедки, похожие на огромных стрекоз, и врезались в парус – вахтенным вменялось в обязанность собирать дармовой улов и сдавать дежурному коку. В жареном виде летучки напоминали форель.
После обеда показалось стадо китов. Добродушные великаны, блестя на солнце, сопели и пыхтели. Курс стада пересекался с тем, на который легла джонка, но киты и не подумали сворачивать – перли и перли, расталкивая воду громадными, лоснящимися черными лбами. Буквально у самого борта вожак нырнул, широченная иссиня-черная спина не спеша скользнула под днище и погрузилась в голубую толщу. Прочие киты ухнули следом.
Постоянно мелькали вокруг корифены – яркие, они переливались в воде сине-зеленой чешуей, плавники сверкали золотом. Корифены азартно гонялись за летучими рыбами, а насытившись, поворачивались на бок, разгонялись и выскакивали из воды высоко в воздух, чтобы затем шлепнуться в воду плашмя. Весу в каждой рыбине было с пуд, так что брызги летели фонтаном. Тут же следовал новый прыжок, еще и еще, с волны на волну – рыба играла, притом играла и в прямом смысле этого слова тоже. Однако игривость корифены тут же пропадала, стоило ее поймать на ужин – тогда она кусалась. Однажды Эдик промешкал, вытягивая добычу из воды, и рыбина как следует его тяпнула. Чанба долго потом ходил с завязанным пальцем ноги и прихрамывал. А не зевай!
Однажды, когда Сергий стоял на руле, океан к югу от джонки закипел: косяк корифен пронизывал волны, словно позолоченные торпеды выпустили залпом. Рыбы неслись, как безумные, больше по воздуху, чем по воде, вспенивая голубые валы, а следом зигзагом мелькало черное тело акулы-молота, больше похожее на совершенный механизм.
Корифены дунули на север, акулища, лоснясь спиной, красиво изогнулась и рванула вдогонку.
Впрочем, акул на ша-чуане никто особо не пугался, даже несмотря на зловещие россказни Эдика. А вот кальмары страх вызывали.
Юй Цзи просто бледнел, когда в ночную вахту на поверхность всплывал огромный кальмар с мерцающими, точно фосфор, чудовищными зелеными глазами. Головоногие появлялись и днем – вода у борта могла вдруг забурлить, запениться, и в воздухе будто большие колеса принимались вращаться. При этом корифены сразу бросались наутек.
А порой океан хвалился своими сокровищами, как ребенок коллекцией марок, показывая существа, никому на корабле не ведомые. То всплывет рыба толстая, с темной спиной и белым брюхом, с тонким хвостом и множеством шипов. Или появятся бурые, с тонкими рылами, с большими плавниками около головы и огромными серповидными хвостами…
…Сергий зажмурился, вдыхая полной грудью. Если бы не проклятая закорючка на горизонте, то вырастающая в размерах, то тающая, отмечающая лоу-чуань, весь океан был бы их!
Пути открыты, кругом безбрежный простор, сам небосвод словно излучает мир и приволье – и с каждой милей близится берег, который если и не родной им, то по крайней мере свой.
Однако лоу-чуань упорно кривил ровную линию горизонта, будто напоминая: мементо мори…
Лобанов усмехнулся – счастье никогда не бывает полным, хоть одну занозу, да получишь. Чтобы она саднила и мешала жить, всякий раз подтверждая старую истину: полное совершенство – не для смертных.
И все равно соленые брызги и чистая синева будто омывали души и тела – и ему, и его спутникам. Посреди океана даже большие проблемы приобретали свой истинный размер – сущей мелочи, житейских пустяков. И эта отметина на горизонте, знак человеческой злобы, ненависти, алчности, не столько тревожила, сколько раздражала, как хорошую хозяйку – невымытая тарелка. Океан велик, но плыть по нему в любую сторону не получится. Их курс – на северо-восток, к индийским берегам, и Ороду не обязательно наблюдать их корму на горизонте. Даже если однажды Косой проснется и не обнаружит признаков джонки на краю видимого океана, он все равно не потеряет след. Завтра или послезавтра, но «приятная встреча» состоится…
– Что ты там высматриваешь? – послышался сзади ласковый голос Тзаны, и гладкие руки девушки обняли Сергия за шею.
– Да ерунду всякую, – засмеялся Лобанов.
– Боги, – сказала Тзана назидательно, – даруют победу тем, в ком есть любовь, и обходят своей милостью ненавидящих.
– Твои бы слова – да богу в уши, – вздохнул принцип.
С голубым цветом в этом мире был перебор – океан лазури разливался вокруг, катился с востока плавными валами, а вверху пронзительно синело небо, бирюзовой шторкой задергивая мир богов.
Ород Косой несколько успокоился со вчерашнего дня, но нетерпение его росло и нервы натягивались.
Неудачу с пиратами он пережил, хотя до сих пор воспоминания о провале доводило его до корчей.
Целую неделю он метался по палубе, по каюте, прикидывая, не потерял ли след, не зря ли громада лоу-чуаня расталкивает синие волны? И вот – удача! Проклятые фромены попались. Вон они, пупырышком выделяются на западе. Но как же медлителен лоу-чуань!
Зато какая мощь, какая необоримость.
Ород прошелся по верхней площадке огромной трехэтажной надстройки. Это была настоящая деревянная крепость, рубленная из ели. Она занимала почти всю палубу лоу-чуаня, оставляя узкие проходы вдоль бортов, а также корму и нос, откуда «росли» высокие мачты.
В каждом из этажей имелся ряд узких окон, запираемых щитами. Нынче щиты были подняты, пропуская вовнутрь свет и воздух. Но, если потребуется, их можно захлопнуть. И снова открыть, чтобы из тяжелых станковых арбалетов, напоминающих фроменские «скорпионы», обстрелять вражеский корабль.
На верхней площадке тоже есть чем угостить неприятеля – четыре катапульты дожидаются своего часа. Вот снаряды, а вот жаровни, где перед боем разводят огонь – прокаливать ядра или поджигать горшки с зажигательной смесью.
Ород боязливо подошел к самому краю, огражденному зубчатым парапетом – близость пучины пугала его. Он до дрожи боялся моря. Горные пропасти его не страшили, но эта бездна, эта ужасающая пучина… Каких кошмарных чудовищ скрывает обливная голубизна? Какой овеществленный ужас подымается с мрачных глубин? Нет, океан – не для кочевника!