Консультант
Шрифт:
Так появились шары, которые во время движения изменяли свое положение в соединительных тоннелях. И как бы ни располагались относительно внутреннего объема пассажиры капсулы на старте, на террасе они оказывались головой вверх, а ногами, соответственно, вниз. Удобно, как ни крути.
Сколько бы ни изгалялись последователи и подражатели Чун Ли, пытаясь переплюнуть признанного мэтра, получалось так себе. Потому что львиная доля лавров всегда достается первопроходцу. Даже если он не успевает прожить достаточно долго, чтобы насладиться произведенным эффектом и его материальной составляющей, буде таковая его волнует.
Ну вот кому (в здравом уме и твёрдой памяти) могло прийти в голову, что расширения жилого пространства и усиления конструкции планетоида можно добиться за счет параллельных террас, играющих одновременно роль рёбер жёсткости? Кем надо быть, чтобы в целях экономии энергии, идущей на функционирование антигравов, воспользоваться опорными колоннами, выполнявшими также роль лифтовых шахт, и вантовыми конструкциями?
Не исключено, правда, что в последнем случае сказал свое веское слово Мигель Эспозито: что ни говори, а этот конкретный архитектор обладал безупречным вкусом и чувством стиля. Хотя, если уж совсем начистоту, теперь, по прошествии двух с лишним веков, далеко не все детали совместного творения зодчего и инженера отличались красотой.
Терраса Форсайт была не только самой протяжённой, но и самой тёмной из всех террас Большого Шанхая, поскольку располагалась на экваторе. Если старые планы где и сохранились, то только в сейфах муниципалитета, защищенных так, что банковским хранилищам оставалось лишь ржаветь от зависти. Поэтому на первый взгляд определить суть изначального замысла не представлялось возможным. А вот то, во что с течением времени превратилась терраса Форсайт, восторга отнюдь не вызывало.
В первую голову, здесь было темно. Не так темно, как в том же «мертвяке» порта «Руби-Центр», но свет центрального светила почти не пробивался через нагромождения разномастных лачуг и лабазов. Что же касается верхнего освещения, предусмотренного создателями, то какие-то его части просто вышли из строя, какие-то – пострадали от вандалов, а чинить никто не спешил. Не стоила публика, населявшая Форсайт, того, чтобы присылать ремонтников. Это ж на одну охрану сколько потратить придется!
Разумеется, существовала категория работников, которых не трогали нигде и никогда, но озеленители – статья особая. Тут и говорить не о чем. От их деятельности зависела жизнь обитателей планетоида, всех вместе и каждого в отдельности, а потому даже самые законченные отморозки имели прошитую где-то на подкорке чёткую инструкцию: озеленителей трогать НЕЛЬЗЯ.
На Большом Шанхае можно было избежать ответственности за многие действия, которые жестоко карались в более законопослушных местах. Особенно, если учесть, что местные силы охраны порядка защищали лишь платежеспособных граждан. Платежеспособных – и озеленителей. Хотя… кто и где видел неплатежеспособного озеленителя? Уж точно не на Большом Шанхае.
Так или иначе, терраса Форсайт была местом не только неэстетичным, но и небезопасным. Впрочем, компактной группе, состоящей из дюжины вооруженных до зубов людей, ничего особенного не угрожало: дураки на Большом Шанхае не приживались. Зато – конкретно на Форсайт – вполне себе приживались попрошайки. И всю дорогу до стоянки аэротакси, больше похожей на хорошо защищенный блокпост, Лану и сопровождающих её людей преследовали когда плаксивые, а когда и нахальные голоса.
Это было плохо даже просто для короткой прогулки от лифтовой капсулы до такси – что уж говорить о бизнесе? Когда Катрина Галлахер впервые объявилась на Большом Шанхае, агентство, в котором ей предстояло работать, располагалось именно на террасе Форсайт. И что касалось Ланы, то у неё не было ни малейших сомнений в том, почему работа агентства не приносит той отдачи, на которую рассчитывала разведка Легиона, организуя его.
Ну, кто станет доверять агентству, расположенному в такой дыре? Только какая-нибудь мелкая шушера. А толку с такой? Да, в сущности, тогдашняя жалкая конторка и не заслуживала названия консалтингового агентства. Все четыре года Лана недоумевала: почему Натаниэль Горовиц не разглядел потенциала Большого Шанхая, как школы подготовки кадров? Или просто не нашлось никого, кто, будучи преданным Легиону, по-настоящему органично вписался бы в эту среду? Лана Дитц – вписалась.
И очень быстро поняла, что возможны лишь два варианта: либо она сделает агентство первоклассным заведением, либо станет неудачницей, не оправдавшей надежд приёмного отца. Допустить второе было никак нельзя, и после первого отпуска Лана, не колеблясь, вложила собственные накопления в аренду помещения на террасе Цельсий.
К этому моменту безрукий и безмозглый (с точки зрения Катрины Галлахер) глава агентства уже был отозван посмеивающимся Горовицем, и новая хозяйка развернулась вовсю. С Цельсия она перебралась на весьма респектабельную (для террасы, конечно) Краун, с Краун – полгода назад – на платформу Картье, считавшуюся уже серьезным бизнес-центром.
Вот туда-то им и надо было попасть. Только не сразу.
– Подайте! Подайте Христа ради!
До стоянки такси, на которую заранее был вызван рассчитанный на полтора десятка пассажиров аэрокар, оставались считанные шаги; здесь попрошайки уже, как правило, не попадались. Но вот – откуда-то вывернулся этот субъект, нахально игнорирующий раструбы станнеров над входом. Тощий, нескладный, сутулый, с клочковатой пародией на бороду, облаченный в вонючие лохмотья…
– Христа ради! Христа ради!!!
Лана, не сбавляя шага, сунула руку во внутренний карман жилета и высыпала в подставленные грязные ладони столько чипов, сколько сумела захватить.
– Благословенна будь! Благословенна!..
Массивные двери сдвинулись за спинами, отсекая визгливые вопли. Хмурый, смахивающий на гориллу таксист – попробуй у такого выручку отнять! – уточнил: «Платформа Центурия, мисс?», все расселись по местам, и кар стартовал.
К слову, Лана нисколько не преувеличивала, когда говорила Серхио, что в планетоиде на крыле особенно не полетаешь. На первый взгляд, пространства хватало с лихвой: гроздья соединенных лифтовыми пилонами платформ, парящие вокруг осветительной колонны, располагались довольно далеко друг от друга. Однако существовал взгляд второй, которому открывались серебристые нити связывающих пилоны монорельсов и сотни снующих во всех направлениях аэрокаров.
Не говоря уж о том, что система рециркуляции воздуха, завязанная на оранжерейный уровень, создавала предсказуемую, но от этого не менее рискованную схему воздушных потоков, которые вполне могли уронить и тяжелый кар. Впрочем, это было не так уж и важно. Полетать можно и где-нибудь ещё, а вот такое изумительное сочетание красоты и целесообразности Лане Дитц не попадалось больше нигде.
Она совсем уже настроилась спокойно поглазеть в иллюминатор, готовясь к предстоящей работе, но тут к ее плечу прикоснулся капитан Силва:
– Слушай, а зачем ты подала этому придурку? Он же не калека, просто бездельник и пьяница. И твои деньги он пропьёт, только и всего!
– Дело не в нём, – пожала Лана плечами, не без сожаления отворачиваясь от иллюминатора. – Он попросил ради Христа – ради Христа и получил. Пропьёт – так пропьёт, его дело, не мое.
– И когда это ты успела уверовать? – удивлению Силвы не было предела.
– Никогда, Аль. При чём тут вера? Если даже через две с половиной тысячи лет после смерти человека его слова и поступки находят последователей, такой человек заслуживает уважения. Чьим бы там сыном он ни был.