Консьянс блаженный
Шрифт:
При малейшем шуме, доходившем извне, она вздрагивала и поворачивалась к двери.
Наконец, девушка услышала шаги и узнала неспокойную, неуверенную походку Консьянса. Дверь отворилась, и на пороге появился ее друг: он опирался на руку Батиста.
Доктор жестом велел слуге довести слепого до середины комнаты.
Там Консьянс и Батист остановились. Доктор поставил Мариетту справа от юноши, а сам встал слева от него, держа таким образом обоих в поле своего зрения. Затем, зн'aком попросив Мариетту помолчать, старик велел Батисту снять повязку с глаз юноши.
Когда это было сделано, он обратился к Консьянсу со следующими словами:
— Друг мой, откройте теперь глаза и скажите нам, различаете ли вы что-нибудь, какое-либо смутное пятно или контур?
Секунду-другую Консьянс моргал; затем, похоже, его зрение стало более зорким, его тусклые глаза обвели полукруг перед собой и остановились на Мариетте.
Вдруг он вскрикнул и с простертыми руками бросился к девушке.
Мариетта хотела броситься навстречу, но доктор остановил ее движением руки.
Она замерла, с трудом переводя дух, словно охваченная лихорадкой.
Консьянс подошел к ней. Не коснувшись Мариетты, он остановился, вероятно опасаясь ее толкнуть, и протянул к ней дрожащую руку:
— Мариетта! Мариетта! Ты здесь! Или то, что я вижу, всего лишь тень, ошибка моего воображения?.. О, если ты здесь! Ради Бога, скажи мне что-нибудь… прикоснись ко мне!..
— Консьянс, дорогой мой Консьянс! — воскликнула Мариетта, взяв его за руку.
— О, значит, я вижу… значит, я буду не совсем слепым… я вижу, Мариетта!.. Я вижу!
Мариетта не решалась заговорить. Казалось, она, так же как Консьянс, чувствовала себя во власти какой-то иллюзии и боялась, что одно слово, одно движение, один жест могут разрушить ее грезу.
— Если вы видите, — спросил доктор, — скажите мне, какого цвета шаль Мариетты?
— У нее красный шейный платок, господин доктор.
— Это правда! — вскричала девушка. — О, какое счастье! На сей раз это не заблуждение, Консьянс… Да, у меня именно красный шейный платок.
Доктор, казалось, был удивлен.
— Говоришь, у твоей подруги красный шейный платок? А не ошибаешься ли ты, Консьянс?
— О нет, господин доктор.
— И ты видишь красное?
— Нет, сударь, — ответил юноша, — я вижу сейчас только сероватый цвет, но в свое время доктор Лекосс объяснил мне: когда темнеет, красный цвет выглядит черным больше, чем другие цвета. Я вижу шаль Мариетты как темно-серую и, следовательно, прихожу к мысли, что она должна быть красной.
— Хорошо, — сказал доктор, — этого достаточно. Обнимитесь, дети мои, и имейте надежду на лучшее.
Молодые люди бросились друг другу в объятия, а старик велел слуге:
— Батист, наложи снова повязку на глаза нашего слепого, который через несколько месяцев, очень на это надеюсь, станет зрячим. Затем приготовь обед, а после обеда отведи Консьянса в его комнату: теперь ему необходимо отдохнуть, для того чтобы завтра с утра он мог с новыми силами продолжить путь. Что касается Мариетты, она пообедает или здесь, или с Консьянсом, как сама пожелает.
— С Консьянсом, господин доктор, — отозвалась гостья. — Я так счастлива, что мне абсолютно необходимо его видеть, а то я перестану верить в свое счастье.
— Что ж, пожалуйста. Ты слышишь, Батист?
— О господин доктор, как же мне вас отблагодарить?! — возбужденно воскликнул юноша.
— Хватит, хватит, не волнуйся, — остановил его врач. — Покой — вот что нам особенно необходимо, а располагая покоем, квасцовой или розовой водой и какой-нибудь противовоспалительной мазью, мы еще вылечим нашего слепого.
— И он будет не первым таким, — заметил Батист. — Ах, не так уж вы несчастливы, молодой человек, если попали в наши руки.
— Итак, ты идешь с твоим другом, дитя мое? — спросил полковой врач у Мариетты.
— О господин доктор, — отозвалась девушка, упав на колени перед стариком, — сначала позвольте поблагодарить вас.
— Ты что, сошла с ума? — возразил доктор, пытаясь поднять ее с колен.
Но Мариетта, схватив его руки и не вставая с колен, сказала:
— Нет, сударь, нет, я не встану, пока не скажу вам вот что: я надеюсь, что вы, сударь, будете вознаграждены щедрее, чем если бы вы вылечили сына короля! Ведь сам Господь берет на себя труд оплатить долги бедных людей, а Господь богат на милосердие и благодать! Боже мой! Боже мой! — воскликнула она с энтузиазмом, так взволновавшим старика, что слезы выступили у него на глазах. — Боже мой, неужели ты не благословишь нашего спасителя, как благословляем его мы?!
— Да, дитя мое, — сказал полковой врач, — да, Господь тебя услышит, а вернее говоря, Господь тебя услышал, ведь я уже вознагражден больше, чем того заслужил. Обними же меня, моя девочка, и иди к твоему другу.
Притянув к себе Мариетту, он по-отечески поцеловал ее в лоб, а девушка, вся в слезах, прижала его к своему сердцу; затем, догоняя Консьянса, она воскликнула:
— О Боже мой, кто же может сказать, что люди не добры?!
На следующий день в семь утра прелестная маленькая коляска с запряженной в нее серой в яблоках лошадью стояла в ожидании у дверей дома, куда Мариетта вошла с такой тревогой.
Невысокий крестьянин держал коня за вожжи.
Первым из дома вышел Батист с кнутом в руке, тщательно заплетая его веревочный хвостик.