Контора Кука
Шрифт:
Может быть, всё-таки дело было в их именах, может быть, если бы имена были другие, у Паши не было этого наваждения: что это те самые… которых он запер на кухне бара, в котором он сам с тех пор ни разу не побывал, в который уговорил-таки заглянуть Ширина — на кухню, ну да… и Ширин никого там не нашёл и вообще ничего о них не услышал, что было теперь и не так удивительно — как всё остальное, потому что вот они где, оказывается, Глеб и Пётр, Пётр и Глеб…
Он быстро написал Семёнову ответ — что будет рад, тра-та-та, почтёт за честь и всё такое… Но
Через минуту пришёл ответ, в «теме» которого стояло: «Привет с того света!»
«Ничего странного, — писал Семёнов, — подробности ты мне расскажешь при встрече, если захочешь, что там у тебя было с этими пацанами… Но это не так важно, слушай меня и не бери себе ничего такого в голову, я уверен, что Мюнхен, Паша, это не Сан-Франциско, где, как писал классик, можно встретить пропавших по другую сторону океана людей. После той фотосессии на кладбище в городе Ч. я долго голосовал на дороге, пока кому-то не оказалось со мной по пути, чисто бомбил там не было, они туда не заезжают, редко… А в тачках, которые останавливались, были те же самые братки, которых я только что видел — чьи изображения я переснимал с памятников. Жаль только, что они — те, что были в машинах, — плохо реагировали на камеру, поэтому предъявить снимки не могу, но ты уж мне поверь: в машинах были те же самые братки».
«Да, и помимо этого потустороннего КВНа по электронной почте, — думал Паша, сидя в том же кафе, — с тех пор прошло больше года, видел я их совсем недолго, так что ничего удивительного, обознался, как говорится, богатыми будете… хотя они вроде бы уже и так были ничего — пели про Гибралтар, про хуё-моё…»
Подошедший официант взял его пустую чашку, поставил на поднос и опереточно-сладким голоском спросил, понравился ли Паше кофе.
— Да, — сказал Паша, — я вообще кофе только у вас и пью.
— А я тебя у нас никогда не видел, — сказал официант.
— Ну, у итальянцев.
— А, ну и дурак, — сказал официант, — этот кофе ничего не имеет общего с тем, что мы пьём в Италии.
Паша удивлённо уставился на официанта — с таким обращением он ещё не сталкивался… в общем-то нигде.
— А я уже тут не работаю! — сказал официант. — Меня уже тут нет! Последний день! Я уезжаю в Рим! Если бы я это не сделал, я бы сошёл с ума в этой проклятой стране! Ты знаешь, что я тут уже стал импотентом?!
— Нет, — сказал Паша, вжимаясь спиной невольно в мягкую спинку диванчика, — откуда я могу это знать?
— Так вот, знай! Это — мёртвое место, нечего тут делать живым людям!
— О’кей, — кивнул Паша, — я уже понял, это сегодня такой ляйтмотив…
— Чего-чего? Может, ты имеешь в виду юбилей?
— Да это я не вам… то есть…
— А, так ты уже тоже с приветом. Добро пожаловать в наш клуб! Ха-ха… Говорю тебе: людям здесь нечего делать, отсюда надо смываться… Ещё этот чёртов юбилей молла придумали, слышишь? «Тридцать
— Так-таки юбилей? — сказал Паша. — Я что-то видел в объявлениях, краем глаза… Молл-именинник…
— Вот-вот, и будь он трижды проклят, этот молл…
— Ну-ну, — потише сказал Паша, — я тут живу…
— Ах, так ты тут ещё и живёшь… — официант понимающе кивнул головой вверх, — недавно, наверно, иначе я бы тебя запомнил.
— Я просто не спускался сюда, пропускал всегда ваш этаж… Ну да, вообще-то не так давно, меньше года… А что, ты помнишь всех посетителей? Мне это интересно, я как раз размышлял о памяти на лица.
— Ты странный какой-то. Конечно, не всех.
Официант снял фартук и сел за Пашин столик, и похоже было, что он не соврал: судя по всему, рабочий день его был последним… Впрочем, день ведь ещё не кончился?
Паша не преминул об этом спросить.
— А, плевать, — сказал итальянец и показал всему моллу средний палец — обведя по кругу, — считай, что у меня пересменка.
— Да мне-то что считать, — сказал Паша, — мне-то всё равно… Но почему вы не делаете здесь такой кофе, как там?
— А зачем? Они и этот выпьют. И ты вот выпил. Они не чувствуют вкуса. Они вообще не люди, понимаешь? — сказал он, снова обводя рукой пространство, теперь уже без «пальца».
— Зачем тогда ты здесь живёшь?
— А ты зачем?
— Я-то не говорю, что они не люди…
— А я от армии спасаюсь… Не хотелось в армии служить, вот отец и позвонил родственникам, те ещё более дальним, и переправили меня — по цепочке. Эти — владельцы, почти не родственники, седьмая вода на киселе… Мороженое — это исторический наш бизнес в Германии, итальянский, национальный… Вот и вся история, дружище.
— А что, так плохо в Италии в армии? — поинтересовался Паша.
— Я не знаю, я там не был. Но я не могу спать в одной комнате с двадцатью чужими людьми… Не могу, и всё! — услышав это, Паша подумал, что надо перестать повторять за маклершей эти слова про молл, часть квартиры… чтобы лучше спать… впрочем, ночью молл пуст… — Так вот, знай, — говорил тем временем бывший официант, — в Италии в автомате эспрессо в тысячу раз лучше, чем здесь в лучшем ресторане… А почему — я и сам не знаю. Ну, не со зла мы так делаем, ну я не знаю, почему… Вода другая, наверно.
— Вода, — удивился Паша, — те же Альпы, только с другой стороны стекает…
— Те да не те… Вот проедь на юг три часа, зайди в первое же итальянское кафе, выпей кофе — и сразу всё поймёшь — про вкус… Да, я думаю, дело всё-таки в воде, у нас кофе хороший, у варваров — пиво… Вода. Да, она виновата… Скузи, — сказал он, после чего встал, нацепил фартук и быстро пошёл к раздаче.
Паша тоже встал, вышел за оградку кафе и пошёл дальше по прямой широкой улице без неба (купол остался далеко позади), туда, где раздавалась оглушительная попса и над толпой возвышался гигантский торт.