Конторщица 4

Фонд А.

Уже вовсю шло собрание. Я незаметно вошла в забитый народом зал. За трибуной выступал докладчик — бригадир первой бригады из десятого цеха, высокий грузный мужчина примерно лет сорока пяти, вечно надутый и недовольный. Фамилия у него была под стать — Рыкун. Я его знала плохо.

Он уже закончил доклад и отвечал на вопросы. За покрытым кумачовой скатертью столом президиума восседали четверо. На моём месте, с левого края, величественно поджав губы, с важным видом сидела Герих. Рядом с Альбертиком, справа, красовалась

Щука. С краю стола, на месте секретаря, неожиданно сидела… Тоня. Она торопливо строчила, не поднимая головы от протокола.

Я тихой тенью скользнула в зал и заняла пустующее место с краю, в десятом ряду. Тем не менее Альбертик меня заметил и посмотрел крайне выразительно. Я сделала вид, что не поняла. Рыкун вещал что-то с трибуны, зал тихо гудел, а Альбертик продолжал сверлить взглядом дырку во мне. Эдичка Иванов, который сидел в первом ряду, очевидно поймав взгляд Альбертика, развернулся посмотреть, что там такое, и увидел меня. Лицо его вытянулось. Другие тоже начали оглядываться.

Я сидела с невозмутимым видом, словно меня все эти взгляды не касаются. Думаю, весть о моём увольнении коллектив уже облетела.

Тем временем Рыкун закончил выступление, и на его место поднялся следующий докладчик — Семён Петрович Юрьев, инженер-метролог. Он громко объявил, обращаясь к залу:

— Товарищи! Пришло время обсудить очень важный вопрос! Правильно ли мы считаем рабочий коллектив бригадой, когда у него даже единого наряда нету? Правомерно ли это?

Шум в зале, который был обычным фоном на всех собраниях, понемногу стих, народ заинтересованно тянул шеи, и Юрьев воодушевлённо продолжил:

— И это, я не говорю об общем хозяйственном расчёте!

После этих слов зал накрыла такая тишина, что было слышно, как скрипит ручка у Тони, которой она торопливо записывала всё в протокол.

Я скосила взгляд. Сидящие рядом мужики-бригадиры молча переглядывались.

— Мы собрались, чтобы обсудить проблемы повышения роли трудового коллектива в управлении работой депо «Монорельс», — подал голос Альбертик, — поэтому в первую очередь мы должны сосредоточиться на обсуждении личной ответственности каждого из вас… то есть из нас… за работу нашего предприятия! Давайте придерживаться повестки, товарищи!

Юрьев сконфузился и встревоженно взглянул на зал в поисках поддержки.

Неожиданно ему на помощь пришел Иваныч.

— А я считаю, Петрович дело говорит! — воскликнул он, подхватываясь с места. — Сами прикиньте, сколько у нас настоящих бригад с крепким костяком?

— Пятнадцать!

— Восемь!

— Десять!

— Пять! — донеслись выкрики с зала.

— А я считаю, что и двенадцать еле-еле наберется, — ответил в зал Иваныч. — Мы же женщин из малярной бригады и штукатуров тоже считаем.

— Правильно! — подала голос какая-то женщина с задних рядов.

— И вот, товарищи, отсюда вопрос —

а как же остальные? — Юрьев опять перетянул внимание на себя, — Если посмотришь — вот она, бригада! А если глянуть глубже — то каждый в ней отвечает только за себя!

Герих и Щука переглянулись и Герих, поджав губы ещё сильнее, что-то записала в блокнот, при этом она недовольно бросила на Юрьева недвусмысленный взгляд.

Щука покраснела, Альбертик же сидел с непроницаемым лицом.

— А если кто-то заболел?! — опять выкрикнула та же женщина.

— А если брак погнал?!

— Дык за это мастер отвечает!

— Пусть голова у начальника цеха болит! — хохотнул какой-то парень. На него зашикали.

— Вот видите? — развёл руками Юрьев.

— Бригада придёт на помощь, только если бригадир велит! — опять выкрикнула с места та женщина, и все засмеялись. Я не стала поворачивать голову.

Альбертик опять встретился со мной взглядом. Я смотрела прямо, не мигая. Он первый отвёл взгляд и принялся что-то быстро писать в блокноте. Затем выдрал оттуда листок и сложил его в несколько раз.

В это время страсти в зале продолжали накаляться.

— Поэтому я и предлагаю! — повысил голос Юрьев, и я перевела взгляд на него, — давайте поставим дело так: если есть бригада — то вся ответственность на ней. И за прогулы, и за брак, и за недостачу! А не справляется с задачей — значит нет и бригады! С неё и спрашивать! И если наказывать — то всю бригаду сразу!

В зале зашумели, заспорили.

Я поворачивала голову то туда, то сюда на спорящих рабочих, и вдруг Наумов, который сидел впереди меня, обернулся и сунул мне в руки листочек. Записка.

Я удивлённо воззрилась на него.

— Это вам, Лидия Степановна, — одними губами прошептал он и отвернулся.

Я опустила взгляд на листочек — это был тот, что писал Альбертик. Я подняла глаза на него. Альбертик сидел и смотрел на меня. Увидев, что я смотрю, кивнул, указав глазами на листочек.

Я вздохнула и развернула бумажку. Там была всего одна строчка:

«Я не видел ваше заявление об увольнении».

Я написала ответ:

«Я передумала». И передала записку обратно.

Тут как раз с места подпрыгнула Герих:

— Товарищи! Да что ж это такое! — заверещала она, я на секунду отвлеклась на неё и не увидела выражение лица Альбертика, который уже прочитал мой ответ и опять сидел с каменным лицом.

— Разве же наше депо «Монорельс» не выполняет плана?! Хоть когда-нибудь такое было?! И это — полностью заслуга бригад! Поэтому я предлагаю…

Что предлагает Герих я не расслышала, так как шум поднялся такой, что ох.

Когда народ подустал спорить, Альбертик внезапно постучал логарифмической линейкой по графину с водой. Зал притих.