Конторщица 4
Шрифт:
— Как что делать? — удивилась я, — возвращаться домой. Решать вопрос с мужем. Разводиться, в конце концов. Решать вопрос с детьми. А потом уже думать о новой семье. Я это так понимаю.
— Но Виталик ещё не готов, чтобы мои обормоты жили с нами, — вздохнула Зоя печальным голосом. — Он хочет, чтобы мы пожили немного для себя, привыкли друг к другу…
— А детей, значит — к старенькой бабушке на село сбагрить? — вконец рассердилась я. — Так ты лучше в детдом тогда их сдай, чего уж мелочиться. Там хоть будет вероятность, что какая-то сердобольная бездетная пара усыновит
— Лида! Тебе бы шуточки шутить, а у меня, между прочим, жизнь рушится, едва наладившись! — психанула Зоя, — могла бы и поддержать. Не думала, что ты эгоистка такая окажешься…
— Какая есть, — нелюбезно ответила я и добавила, — в общем так, Зоя. Приезжай сама, или со своим Виталиком сюда. Разбирайся с мужем. Решай вопрос с детьми и старенькой матерью. А потом можешь уматывать хоть в Сургут, хоть в Гондурас!
— Ты за меня, я вижу, совсем не рада! — запричитала Зоя, — никогда не думала, что ты такая завистливая, Лида…
Она ещё что-то молола в трубку, но я уже не слушала. Трубка отправилась на рычаг, прервав Зоин монолог в кульминации.
Торопливо извинившись перед изнывающими от любопытства соседями, я вернулась домой. По дороге я размышляла над превратностями судьбы. Вот кто бы подумал, что такое может быть. Ещё совсем недавно я сама отдыхала с Жоркой на средиземноморских курортах, втайне изменяя мужу. Но при этом я не бросала ни детей, ни его. Я не знаю, правильно ли я поступала, но бросить их я даже не помышляла.
Нет, я отнюдь не считаю, что Зоя должна жить с этим пьяным дураком, и дышать его перегаром, но и вот так решать свои проблемы одним махом, второпях, через других людей — тоже не следует.
Новый рабочий день начался поучительно.
Нет, сначала всё было хорошо. И даже отлично. Я подкатила к депо «Монорельс» на автомобиле. Вышла из машины, ловя восхищённые, завистливые и восхищённо-завистливые взгляды на себе. Да, понимаю, «наши люди в булочную на такси не ездят», и народ прекрасно знал, что живу я в семи минутах ходьбы от работы, если напрямик через пустырь. Но, во-первых, с утра изрядно похолодало, небо затянуло свинцовой хмарью, вдобавок по радио обещали полдня моросящий дождь. А зачем мокнуть под холодной моросью, если я могу с комфортом на машине? Во-вторых, я хотела по-быстрому сгонять к «опиюсу» Быкову (если успею). Его настойчивость уже начинала беспокоить. Ну, а в-третьих, водителем в этой жизни я была всего второй день и просто наслаждалась возможностью лишний раз покататься.
В таком вот приподнято-радужном настроении я вошла в вестибюль, с легкой улыбкой на губах прошла по коридорам конторы, свернула во внутренний дворик и, уже, широко улыбаясь собственным мыслям, спустилась в полуподвальчик.
И тут моя улыбка резко увяла.
Потому что в собственный кабинет меня не пустили. Там уже восседала Герих, а мои вещи оказались выброшены в коридор. Точнее, как попало свалены в кучи у противоположной стены. Даже фикус и то не пожалели, и он завалился набок, комья земли рассыпались вокруг измятых листьев.
— А что вы здесь делаете? — я вошла в свой (или уже бывший свой?) кабинет и обратилась к Герих, которая сидела за моим столом и что-то писала.
— Вы что, не видите — я работаю! — вызывающе вскинулась Герих. — Извольте выйти вон. Вас не приглашали… в мой кабинет!
— Вы точно ничего не перепутали? — удивилась я и всё еще стараясь быть толерантной.
— Нет, Лидия Степановна, — ощерила в улыбке неряшливо испачканные в помаде губы Герих, — теперь это мой кабинет.
— Может быть, скорую вызвать? — сочувственным тоном спросила я, — вчера жара такая стояла, скорее всего вам в темечко напекло…
— Вот хамить мне не надо, Горшкова! — фыркнула Герих. — Мне этот кабинет Альберт Давидович отдал!
— Покажите приказ, — потребовала я.
— Какой еще приказ?
— О том, что вас назначили на моё место.
— Меня не назначили… пока ещё не назначили, — хмыкнула Герих, — но кабинет Альберт Давидович отдал мне.
— Меня об этом не уведомили, — пожала я плечами и подошла к коммутатору, — сейчас вызову понятых, милицию, составим акт взлома с целью хищения особо важных документов и личных денег.
— Каких еще денег? — взвизгнула Генрих.
— У меня здесь сумма была… большая… отложенная на покупку телевизора, — мерзко улыбнулась я. — Я сейчас живу в деревне, моя квартира пустует. Поэтому, чтобы воры не украли, храню все деньги здесь.
— Но вы же сейчас врёте, — прошипела Герих, — никакой суммы у вас не было.
— Милиция разберётся, — пожала плечами я. — Факт взлома налицо. Мои вещи, в том числе и личные, разбросаны по коридору. То есть то, что осталось от моих личных вещей. Деньги там тоже были.
Герих выпучила глаза.
А я не удержалась, процитировала:
— И куртка замшевая. Две штуки.
— Ваши вещи никто не трогал! — сорвалась на визг Герих.
Но я дальше слушать не стала, уже нажимая на кнопку вызова.
Буквально через десять минут кабинет был битком набит народом. Женщины из отдела кадров и Егоров что-то там записывали, составляя акт. Герих изображала умирающего лебедя, хватаясь то за сердце, то за голову, то трубно сморкаясь красным распухшим носом в огромный клетчатый носовой платок. Лактюшкина капала в стакан с водой валерьянку, демонстративно громко отсчитывая капли. Рядом крутились Базелюк и Акимовна из бухгалтерии. И все жалели бедную Тамару Викторовну, которую злая я довела до нервного срыва и практически до инфаркта.
— Лидия Степановна, а может не надо милицию? — очередной раз задала вопрос Лактюшкина. — Все свои, разберёмся. Зачем сор из избы выносить.
— Надо, Феодосия Васильевна, надо! — бодро ответила в который раз я, морщась от вонючего запаха валерьянки, который заполнил весь кабинет. — Сегодня Тамара Викторовна взломала чужой кабинет и похитила секретные документы и личные деньги, а завтра так и Родину продаст!
Герих охнула и приложила платок к покрасневшим глазам.
— Ну зачем вы так, Лидия Степановна, — упрекнула меня Лактюшкина, передавая вонючий стакан Герих, — вам тут шуточки шутить, а у бедной Тамары Викторовны сердечный приступ.