Контрабанда без правил
Шрифт:
– Что? – посмотрел на него Фред.
– Я говорю, что это все ненависть, – объяснил младший лейтенант. – Как у большевиков в двадцатом.
– Что ты несешь, Теофиль? – Мартинковский по-прежнему не мог понять, что Олькевич имеет в виду.
Младший лейтенант бросил окурок под ноги, затушил его, а затем подошел ближе, чтобы его не услышали лишние уши.
– Такая война была в двадцатом году, – начал он объяснять. – В школе вам об этом не рассказывали, – сказал он офицеру и врачу, смотревшим на него с интересом. – Наши сражались с русскими, то есть с Красной Армией, которая уже тогда хотела осчастливить нас социализмом.
– Знаем,
– Хорошо соображаешь, парень, но не все знаешь. – Олькевичу было уже пятьдесят, а его собеседники были моложе почти на 20 лет, поэтому младший лейтенант мог себе позволить говорить слегка покровительственным тоном. – Я говорю о той кампании после «чуда на Висле», когда русские убегали так, что только пятки сверкали.
– Причем здесь это? – Мартинковский нетерпеливо кивнул головой на покойника, которого санитары несли к машине.
– Я же говорю, – обиделся Олькевич, – только вы меня все время перебиваете.
Фред устало махнул рукой, так как знал, что болтливый Теофиль не успокоится, пока ему не дадут выговориться.
– Мой отец участвовал в Великопольском восстании, а потом их полк перевели на берег Вислы, чтобы усилить оборону от большевиков, приближавшихся к столице. Когда в августе прорвали фронт, наши быстро двинулись вперед. Большевики ненавидели поляков, если кто-то из наших попадал к ним, с ним жестоко расправлялись. Ну и отец мне однажды рассказал, что они вошли в одну деревню после того, как из нее прогнали большевиков, и тогда нашли в сарае пятерых парней из своего взвода, которые отправились в разведку и не вернулись. Наши были вот так связаны за ноги и шею, тоже сами себя задушили, только сначала им отрезали руки. Крестьянам из этой деревни кацапы сказали, что они будут польским панам снимать перчатки с рук. Но не успели, потому что наши дали им пинка под зад. Вот я и говорю, что убийца ненавидел жертву, как наши восточные друзья.
– Тогда понятно, откуда идея, – сказал врач.
– Осталось только найти этого большевика, – добавил майор Мартинковский, поднимаясь с ящика. – Но сначала я поеду домой вручить цветы жене.
А этот несчастный, подумал Олькевич, даже не смог бы сегодня вручить цветок женщине, потому что ему правую руку отрезали. Правда, если он левша, то как-нибудь справился бы…
Фред Мартинковский пожал руку врачу, похлопал по плечу остающегося на посту Олькевича и пошел вдоль рельсов в сторону вокзала. На стоянке у центрального входа он оставил свой «Полонез» цвета «песок пустыни», который шутники из отдела называли цветом детской неожиданности.
К счастью, сегодня была выходная суббота, к тому же 8 марта. Если бы это был обычный день, ему пришлось бы мчаться в комиссариат и собирать следственную группу, а так все организует Олькевич, хорошо усвоивший, что нужно делать в таких случаях. Теофиль был безнадежным аналитиком, но на предварительном этапе следствия был просто незаменим. Фред мог быть уверен, что на совещании в понедельник Олькевич доложит о задержании группы людей, из которой можно будет выбрать «временного подозреваемого», что даст им возможность спокойно работать пару недель. Благодаря этому Фред мог поехать к жене и ребенку, надеясь, что спокойно проведет с ними остаток дня и воскресенье.
Интересно, мысленно анализировал он отпечатавшуюся в памяти картинку, почему убийца выбрал такое неподходящее место для мести. Намного проще убить железнодорожника не в
Он спустился в переход, ведущий к вокзалу. Над его головой медленно проехал поезд. Шум, усиленный стенами подземного перехода, заставил майора остановиться на минуту. Вдруг он почувствовал странную, острую боль в груди. Он не мог дышать. Боль была такой сильной, что он оперся рукой о стену, чтобы не упасть. Это продолжалось около трех секунд и быстро прошло. На висках выступили капельки пота. Скорее удивленный, чем испуганный, он ослабил галстук и расстегнул воротник рубашки. Он вынул из кармана пиджака пачку «Клубных», закурил сигарету и сразу почувствовал себя лучше.
«Что это было?» – подумал Фред. В голове мелькнула мысль, что так, наверное, чувствовал себя железнодорожник, когда петля затягивалась на его шее… Он тут же себя высмеял: «Что за дурацкие мысли. Наверное, я переутомился. Быстрее домой, и больше не думать о всякой ерунде». Сейчас пригодился бы отпуск. Но он запланировал его с женой на июль. Они собирались поехать в пансионат Фонда отдыха трудящихся в Мельно. Две недели спокойствия на море. Прекрасные перспективы. Стоит запастись чем-нибудь интересным для чтения на пляже, потому что о хорошей прессе, как всегда, можно будет лишь помечтать.
Перед киосками «Рух» в курортных городах уже на рассвете собирались очереди отдыхающих в поисках новой информации и впечатлений. Стоило взять с собой пару книг, потому что у тех, кто, как Фред, вставал поздно, не было шансов в соревнованиях по очередям с ранними пташками. Для них оставались только «Реальность», «Солдат свободы» и иногда «Народная трибуна», а кто это вообще мог читать? Он пошел на Западный вокзал и купил в книжном киоске последний экземпляр романа «Мост слишком далеко».
15:55
Ричард Грубинский, которого знакомые называли Толстым Ричи, вышел из подъезда дома на улице Лампе и осмотрелся вокруг. Зеленый трамвай № 23 остановился на противоположной стороне улицы, и из его переполненного брюха высыпали пассажиры, приехавшие в центр за добычей. Несмотря на выходную субботу, торговые центры сегодня работали. Покупки в центре города были настоящей охотой на товары, время от времени появлявшиеся в продаже. Грандиозный, модернистский торговый центр «Альфа», построенный вместо снесенных зданий XIX века, находился в двух шагах отсюда. В нем были разные магазины, от продуктовых до магазинов одежды. С правой стороны виднелся современный стеклянно-бетонный цилиндр «Окронгляка», торгового центра, который жители Познани и приезжие считали одним из лучших магазинов города.