Контрабандист

Камышинский космопорт – жуткая дыра. Здесь нет ни приличных гостиниц, ни магазинов, ни развлечений. На многие гектары – одни только взлетно-посадочные площадки, склады, топливные станции, ремонтные доки и прочие безжизненные формы.

Все невообразимо огромное, однообразное и тоскливое. В плохую погоду – втройне тоскливое. Сегодня как раз

С юга к этой махине примыкает крошечный городок, скорее даже поселок, где живет персонал. Всего около трех тысяч душ, и все друг друга знают, хотя бы в лицо. Там, кстати, есть и заведения, и магазины, но на чужих смотрят косо. Подцепить там сговорчивую девочку сложнее, чем поручкаться с президентом Солнечной Федерации. Бары закрываются в десять вечера. В одиннадцать обычно гаснут последние окна в домах, и поселок вымирает.

«Камышинский» – всего лишь торгово-транспортная площадка. Здесь не бывает скучающих пассажиров, делегаций, туристов, поэтому развлечения не предусмотрены. Я терпеть не могу «Камышинский», потому что здесь нельзя думать ни о чем, кроме работы.

Вечером, без четверти пять, я стоял возле южной проходной и ждал, когда появится Толстый. Валил снег, который глушил свет и без того тусклых фонарей. В воздухе висел едкий запах ракетного окислителя – признак, по которому я где угодно узнаю космодром даже с закрытыми глазами. И еще – негромкий вибрирующий гул, который не смолкает ни днем, ни ночью.

Я не знаю, как люди проводят целую жизнь в этом запахе и в этом шуме. Я простоял здесь всего пятнадцать минут и уже терял терпение. А люди терпят это годами. Возможно, в служащих любого космопорта зреет сумасшествие. Жаль, не знаю статистики.

Толстый вышел из стеклянных дверей проходной ровно в пять минут шестого. Не узнать его было трудно: подпрыгивающая гора жира, обернутая в серо-голубую униформу таможенной службы, увенчанная мятой фуражкой.

Он подошел к своей машине и приготовился втиснуться в салон, когда я неслышно выступил из темноты у него за спиной.

– Толстый, у вас когда-нибудь бывает хорошая погода?

Он вздрогнул, но быстро овладел с собой.

– Грач? Черт тебя возьми, ты бы еще в офис ко мне приперся!

– А чего это мы стали такие пугливые?

– А ничего! И так начальство намекает, что какие-то типы ко мне то и дело шастают.

– Да не смеши меня, Толстый. Угостишь начальство коньячком – и нет проблем. Кому нужны проблемы в вашей чертовой дыре? А «типы, которые шастают», между тем тебя кормят, помнишь?

– Хватит базарить, садись в машину.

В машине у Толстого всегда пахнет какой-то жратвой. И во рту у него постоянно какая-то жратва, я вообще привык видеть его жующим. Чисто эстетически мне это не нравится, но бизнесу не мешает.

– Ну, рассказывай, – проговорил он, угнездившись в кресле.

– Да нет, сначала ты рассказывай. И включи, пожалуйста, отопление, я чуть не околел, пока тебя ждал.

В горле у Толстого что-то булькнуло, и я тут же определил, что час назад он отведал бифштекса. Он выудил из-под бушлата смарт-планшет и, тяжело сопя, принялся тыкать в экран своими пальцами-сардельками.

– Сейчас, свяжусь с офисом… – пробормотал он.

– А по памяти никак? – поинтересовался я.

– А у меня память не бездонная. Через меня знаешь сколько такой лабуды за день проходит?

Наконец он нашел, что искал.

– Ну, вот, В общем, есть вариантик по этим твоим тау-логерам. Что это такое, кстати?

– Меньше знаешь – крепче спишь. Устройства такие, небольшие и дорогие.

– Ну, это я и сам понял. В общем, гляди. На склад они должны прийти в качестве теплового оборудования…

– Толстый! – укоризненно воскликнул я. – Любой первоклассник поймет, что это не тепловое оборудование. Стоит только ящик открыть!

– Это не твоя забота, Грач. Слушай дальше. Там требуется все конкретно указывать, и мой человек промаркирует контейнер как системы реакторной безопасности – какие-нибудь «А-Бэ-Це-ноль-ноль-двести», понял? Разбираться все равно никто не будет. Но посты смотрят только первичную маркировку, а там так и останется тепловое оборудование. Все! Чисто и без хвостов. Можешь отправлять груз через любой порт, наши уже не полезут!

– А не наши?

– А это уже твоя забота, Грач. Я за весь мир не в ответе. Ну? Что скажешь?

Я некоторое время помолчал, раздумывая.

– А почему именно тепловое оборудование? Можно было с тем же успехом вписать детские подгузники. Или орешки в шоколаде. Сам говоришь, разбираться не будут…

– Да здесь-то не будут. А там, на Медее, могут и разобраться.

– Но ведь это моя забота? Или нет?

– И да, и нет. Я, Грач, деньги-то зазря не прошу, если ты еще не заметил. Штука в том, что на Медее возводятся четыре геотермальных комплекса, и тепловое оборудование туда везут со всех концов света – пачками! Спрятать контейнер с твоими железяками проще всего именно так. Бояться нечего – документы чистые, а лазить по ящикам с масляными железяками никому лишний раз не хочется. Это во-первых.

– А есть еще и «во-вторых»?

– Есть, Грач. Тебе не мешало бы знать, что для миров класса «К» строительные, отопительные, пищевые и медицинские грузы идут по желтому списку. Это тебе о чем-нибудь говорит?

– Говорит.

– Разницу в пошлинах напомнить или сам посчитаешь?

– Пожалуй, сам.

– Так что с тебя еще причитается, грамотей хренов.

– Ну, что ж… – я пожал плечами. – Все, что причитается, ты получишь. Плюс почетную медаль «За хитрожопость» второй степени. Но на прежних условиях. Если груз не пройдет ваши посты…

– Само собой. Как договаривались, – его глаза нетерпеливо заблестели. – А ты ничего не забыл?

– Я ничего не забываю, Толстый. Особенно вовремя расплачиваться. В моем деле забывчивость – штука рискованная.

С этими словами я достал из бумажника крошечный конверт из очень плотной бумаги.

– Ну-ка, ну-ка… – Толстый придвинулся, хищно шевельнув ноздрями.

Я вытряхнул на ладонь голубой кристаллик, который в тусклом свете салонной лампы неожиданно ярко разгорелся всеми цветами солнечного спектра.