Контракт на молчание
Шрифт:
— Ну, а теперь довольны? — все так же терпеливо спрашивает Боуи. Мы хором киваем, даже не пытаясь скрыть улыбки. — Отлично.
Он немного раздраженно откидывает волосы с висков и заправляет за уши.
— Тебе надо постричься, — участливо советует Элейн. — Могу посоветовать своего парикмахера.
— Так, вы мне надоели. — Боуи оскорбленно встает из-за стола и подхватывает свой стаканчик с кофе. — Валери, тебе нужно перепрограммировать карту для доступа в кабинет менеджеров и перебраться. А еще Эперхарт ждет тебя в шесть пятнадцать с отчетом о выполненной работе.
Сказав
— Он обиделся? — внезапно за свое ребячество становится так стыдно. Щеки заливает румянец.
— Если только чуть-чуть, — подмигивает Финли. — Не забывай, он такой взрослый и рассудительный, что скоро успокоится.
— Интересно, если каждый день говорить при ней что-нибудь похабное, к концу года она разучится краснеть? — с интересом спрашивает Коннор.
— Не, она же рыжая, — подхватывает Элейн игру.
— Поддерживаешь?
— Поддерживаю.
— Извини, — хмыкает Финли, но ставит на то, что краснеть я буду не слишком явно.
— Я так понимаю, после Боуи очередь посмеяться надо мной? Пойду-ка последую его примеру. И сами вы несовершеннолетние!
Когда я ухожу, они все еще хохочут. Последнее, чего я ожидала от жизни на острове, — встретить здесь впервые в жизни, кажется, настоящих друзей.
На любых других людей я бы точно разозлилась из-за намеков на мою способность краснеть без причины, ведь она мне столько крови попортила, но с ребятами это просто невозможно. Коннор не способен держать рот закрытым, а потому говорит одни глупости, не успевая думать, Элейн добродушная, веселая и открытая — это очень подкупает, а тихоня Финли с его доверчивыми голубыми глазами, кажется, вообще не способен обидеть кого-либо. Собирая в коробку вещи и силясь не улыбаться, я негромко обзываю ребят придурками. Нет, серьезно, из нашей компашки только Боуи взрослый.
Сложив в коробку свои нехитрые пожитки и выслушав скупые пожелания личных помощников, которые еще не успели ко мне привыкнуть, я направляюсь в кабинет менеджеров. По пути меня застает телефонный звонок от Эперхарта. Номерами мы обменялись давно, но он еще ни разу мне не звонил, предпочитая действовать через Боуи или писать. Увидев на экране его имя, я чуть не роняю коробку. Точнее роняю, но успеваю подхватить. В общем, вызов принимаю, скрючившись в три погибели, пытаясь сделать так, чтобы степлер не свалился и не осчастливил скобочной очередью коридорный ковролин.
— Мистер Эперхарт, — выдаю я с нехарактерным придыханием и снова мучительно краснею. Просто невероятно, в каком количестве нелепых ситуаций я побывала, с тех пор как начала работать на этого человека.
— Хадсон, — отвечает он мне в тон. Его голос, поразивший меня еще в первые минуты знакомства, из динамика звучит еще более хрипло и чувственно. Я даже вздрагиваю, и степлер все-таки летит на пол. Вслед за ним я вынуждена поставить и коробку. Во избежание. — Сегодняшней ночью мы с группой вылетаем в Гонконг. Меня не будет до вечера четверга. За это время вам придется утрясти вопрос с визитом в Эмираты. Договоритесь с Кайедом о времени и закажите билеты.
— Билеты, — тупо повторяю я. — На скольких человек?
— Ваша задача это выяснить, — язвительно заявляет Эперхарт. — Пока на борту только мы с вами.
Я сглатываю ком в горле и мысленно обещаю себе, что вдвоем мы не полетим. Губы начинает печь от воспоминаний о поцелуе. Нос щекочет запах, от которого становится так жарко и сладко. Тело сковывает неуместное возбуждение. Сидя на брифинге, я вдруг впервые осознала, что, говоря о мучительном сотрудничестве, Эперхарт мог подразумевать не начальственные придирки, а мою собственную реакцию на происходящее.
Я старалась смотреть куда угодно, только не на Эперхарта, лишь панически скользя по нему взглядом, как по предмету интерьера, но тем не менее жадно впитывая каждую деталь. Натянутую на широкой груди рубашку, безупречный покрой пиджака, обнимающего крепкие плечи, непокорную прядку волос, торчащую в сторону, то, как он склонял голову в ответ на особо спорные предложения, задумчиво кривил губы. Губы, подарившие в пятницу самый жаркий поцелуй за всю мою жизнь… и едва ли не самый короткий. Пожалуй, если бы Эперхарт продержал нас на брифинге до вечера, я бы в деталях живописала вам всю его богатую мимику!
Ох, предложив мне переспать, этот человек заложил мне в голову бомбу замедленного действия, забыть о которой невозможно. Я просто не могу не думать, хочет ли он меня до сих пор. Сейчас. Или в следующую минуту. Или всегда. И я не могу не признать, что он достаточно мне симпатичен, чтобы хотеть его в ответ. Сейчас. И в следующую минуту. И всегда. Приходится признать: я позволяю себе наслаждаться этим чувством, но только потому, что ему не может быть продолжения. Я не собираюсь рушить наши с Клинтом отношения. Все естественно: мы вместе уже очень давно, все ощущения притупились, запылились. И вдруг на горизонте появляется загадочный Эперхарт, слишком сложный и многогранный. Было бы более странно, не заинтересуйся я им. Но это неважно: нас определяют не желания, а поступки.
Наверное, будь я более страстной или свободной особой (например, как Сибил), я бы уже не удержалась от соблазна. Но я не считаю, что интимная близость, какой ее знаю я, стоит того, чтобы рискнуть своей устоявшейся жизнью. Клинт полон недостатков, и я тоже, но мы вместе. А Эперхарт — моя стыдная, темная фантазия. Ею он и останется. Было бы проще утверждать об этом с уверенностью, которой лишил меня пятничный поцелуй, но, во-первых, его инициировала не я, а во-вторых, повторения не будет.
— Хадсон, вас похитили инопланетяне, а телефон остался на Земле?
А в-третьих, у него просто чудовищное чувство юмора!
— Нет, сэр. Простите, я задумалась о билетах.
Досадуя на себя, я подтягиваю носком туфли степлер поближе к коробке.
— Вы их никогда не покупали? — интерпретирует он мою фразу по-своему. Боже мой, едва ли Эперхарт может даже догадаться, какие мысли о нем мучают меня с самой пятницы. Он же наверняка уже «сбросил стресс» с Сибил раз сто. Одна я продолжаю корить себя за случившееся.
— Покупала.
Но мне уже не верят.