Контракт на молчание
Шрифт:
Я не без опаски кладу руку на макушку пса и без малейшего нажима провожу по шелковистой шерстке. Пес не счастлив, но терпит. Эперхарт, кажется, тоже это понимает и усмехается.
— Для первого раза с бедняги хватит.
Я выпрямляюсь и засовываю руки в карманы.
— Теперь мне точно пора.
Он кивает, вдруг жестко захватывает мой подбородок и собственнически целует. Глубоко и жадно. Запечатывая эту ночь, заставляя помнить, скучать.
— Завтра, — заканчивает он коротким, утвердительным. Он не сомневается, что я приеду. Разворачивается и идет к дому,
* * *
— Открыто, заходи! — кричит Элейн. — Только дверь запри.
Причину, по которой она меня не встречает, я вижу быстро, у нее в руках. Подруга примеряется, куда бы повесить картину. Она живет в довольно просторных апартаментах по типу лофта. Дом ее расположен немного глубже в городе. Кажется, кто-то скучает по оставленному Нью-Йорку, несмотря на многословное восхищение островной жизнью.
— Как считаешь, правду говорят, что картины в доме нас характеризуют? По-моему, в этом случае мой диагноз: вкуса нет, но пройти мимо распечатанной фотографии она не может. Ты обязана помочь мне найти место очередному «шедевру» из Икеи.
— Я рождена для этой роли, — отшучиваюсь я неловко.
Понимаю, что вела и веду себя как эгоистка, но если не выговорюсь хоть кому-то, то скоро взорвусь. Завралась я так, что голова кругом. А Элейн мне ближе всех на этом острове, хотя я до последнего не хотела ей говорить о том, какой оказалась дурой, опасаясь осуждения. Но как я могу называть ее подругой, при этом рассказывая даже меньше, чем предателю Боуи?!
— Сюда, над диваном? — охотно пользуется моим согласием девушка. — Или напротив?
Задача сложная, потому что картина отнюдь не первая, а стен в лофте ожидаемо немного.
— Над диваном, — качаю я головой. — Но пониже, чем ты держишь.
— Так? — Надо было, видимо, сказать «немного пониже».
— Выше. Еще.
— Так, держи ты, а я посмотрю.
Я перехватываю картину и тотчас сильнее упираюсь в диван коленом. Как тоненькая Элейн столько времени держала эту тяжесть? Вроде бы, стекло и рамка — никаких премудростей. Но… Если бы меня пытались охарактеризовать по картинам, то сделали бы вывод, что я живу в доме без стен: ни одной не имею. Силясь удержать рамку, я перевожу взгляд за спинку дивана и удивленно моргаю.
— Ага. Знаешь, мне нравится, — отвлекает меня Элейн. Я к ней не поворачиваюсь, пряча таким образом горящие щеки. — Если решишь сменить сферу деятельности, без работы не останешься! Где же маркер? Где же, где же…
Недоверчиво глянув на подругу, я вздыхаю. Не одной мне есть что скрывать. Смотрю теперь на ее суетливые метания по лофту и пытаюсь понять, как начать тот самый разговор. Наконец, дело сделано: на стене появились черточки, в которые следует «вписать» шедевр, и я освобождена от тяжеленной ноши. В смысле, от одной из двух.
— Эл, мы ведь подруги? — начинаю я туманно.
— Странный вопрос. Ты сомневаешься? — Но улыбается она немного напряженно.
— Однако не лучшие. А я хочу, чтобы ты стала мне лучшей подругой. Только тогда я смогу рассказать тебе нечто очень страшное.
— О том, что спишь с Эперхартом? — спрашивает она как ни в чем не бывало и пожимает плечами. А у меня дергается мускул на лице.
— Да, — сдавленно отвечаю. — Но… не только это.
— О боже, Вэл. Я догадывалась, что ты вляпалась, а после вчерашнего выпада в сторону Боуи это и вовсе стало очевидно. Блин, куда уж еще страшнее? — вздыхает она.
— Сначала ты должна пообещать, что не отвернешься от меня. Лучшие подруги не отворачиваются.
Элейн плюхается на диван и решительно шлепает себя ладонями по коленкам.
— Выкладывай все как на духу своей лучшей подружке! Сейчас же.
— Спасибо, — выдавливаю я слабую улыбку. — Я тебе расскажу то, что никто не знает. Некоторые люди в курсе частей это истории, но еще никто целиком. Готова?
Она кивает. Я не сомневалась в том, что сплетни ее заинтересуют, но очень боялась, что она начнет осуждать, потому что… ладно, об этом позже. Сейчас сольное выступление моих косяков.
— Итак. — Я поднимаю руку и безжалостно стаскиваю с пальца помолвочное кольцо.
— Милая, — сочувственно тянет Элейн, и совсем-совсем не наигранно. — Мне так жаль.
— Поверь, это еще цветочки.
Я выкладываю ей все-все. О том, с какой ноты Эперхарт начал знакомство и надежно поселился в моей голове, как я в итоге не устояла, рассказываю о разрыве с Клинтом и невозможности в этом признаться и, как вишенка на торте, о том, что как полная дура влюбилась и согласилась спать с Райаном. Элейн внимательно слушает и лишь изредка грустно кривит губы, глаз не отводит.
— Постой, ты собираешься и дальше с ним спать? — единственное, что она говорит. — Зачем, Вэл? Это глупо и опасно.
— Ты слышала, что вчера Коннор сказал? Элейн, без шуток, я вляпалась по уши. Я знаю, как будет плохо, больно и вообще. Я все знаю! Но так мне легче, чем если бы я думала, что упустила свой шанс.
— Шанс потрахаться с боссом? Не ври, что тебе нормально.
— Не нормально, но хоть бы и так, если хочешь все опошлить.
— Нечего опошлять. Все плохо и пошло уже сейчас, — разводит она руками. — И я не осуждаю. Я о твоем душевном благополучии беспокоюсь. Как лучшая подружка.
— Ла-адно, моралистка, твоя очередь. У тебя под диваном валяется упаковка из-под презерватива, а Коннор ходит то довольный как слон, то как побитая собака.
Элейн закусывает губу и начинает пыхтеть, скрестив руки на груди.
— На фоне твоих косяков мой вообще безобидный, ты это понимаешь?
— Понимаю. Но я свое белое пальто отправила вместе с Клинтом в Сиэтл! А ты свое… в химчистку сдала?
— Слушай, я расскажу тебе, и, может, ты поймешь, по какой причине спать с Эперхартом — плохая идея. Я переехала сюда, потому что испугалась искать работу после скандала на прошлом месте. Я связалась с коллегой, который был старше меня по должности, а когда все закончилось — плохо закончилось — мне пришлось уйти и даже уехать. Теперь понимаешь?