Контракт Султанова
Шрифт:
— Ты скажешь, наконец, что происходит? — кричала в истерике Зинка, но он лишь отпихнул ее и кинулся вниз по лестнице. — Можешь не возвращаться! Живи у своей проститутки! Всю жизнь мне испортил!
Паша отдал Лазарю три отрывка из романов, но он знал наверняка, что для пробы тот выберет (если выберет!) только одну вещь. Если б он знал, какую!
На следующий день, возвращаясь после работы, Паша увидел Живова, курящего у двери бара. Тот призывно махнул рукой. Они поздоровались, словно знали друг друга тысячу лет. Сергей, не отпуская его руки после рукопожатия, словно боялся, что он сбежит, подвел к стойке и выставил перед ним кружку пива, заговорщицки сказав:
— За счет заведения. Ну и повезло тебе, Паша, — и протянул листок, оказавшийся чистым бланком, на обратной стороне которого было записано всего одно слово: "Быстрец". Чуть ниже был указан адрес: "Портовая,168". — Я думаю, тебе надо поторопиться и отвезти рукопись уже сегодня. Надо ловить момент, пока Лазарь не передумал. Ты просто счастливчик, что он обратил на тебя внимание.
Пашу словно пустым мешком двинули, такая вдруг оторопь взяла. Быстрец? Ни фига себе!
Не геройские подвиги "афганца" после войны, ни пронырливый программист, умная голова, а этот гоблин. Быстрец.
Он даже сам стеснялся читать то, что написал. Иногда ему казалось, что это не писал он вовсе. Такую непотребщину мог написать только еще один Быстрец.
Кто это такой? Если коротко, урод, каких свет не видывал. Он относился к своим жертвам, как к скоту. И вообще, ко всем окружающим так относился. Тупое жвачное животное, но очень сильное, плохо умеющее говорить, но отлично-убивать.
Неужели про такого будут читать? Ждать продолжения? Что случилось с миром? Он столько всего написал, а заинтересовались лишь грязью. Это же не проза! Накипь! Материализованная злоба на мир. Но мир здесь при чем? В чем его вина?
Нет, здесь какая-то ошибка. У Паши на работе был Интернет, и он, чтобы не отставать от веяний литературной моды, частенько залезал в самиздатовские сайты.
И был погребен словесным океаном. Тысячи графоманов, десятки тысяч романов, написанных убого, или наоборот вычурно. Неумелые словесные дебри, сквозь которые невозможно добраться до смысла. Да и неохота, откровенно говоря, добираться.
Так что Паша вполне понимал Лазаря. Он схватил наиболее яркое произведение, а что там горит — аленький цветочек или прессованный навоз, никого не волнует.
Паше было стыдно, но ноги сами несли его домой за рукописью. Жена не разговаривала с ним со вчерашнего дня и обед назло не сготовила. Только отперла дверь и молча ушла к вечно лопочущему телевизору, где улеглась перед ним дрыхнуть. Была у нее такая дурная привычка, спать под телевизор. Сколько пытался ее отучить, бесполезно. Паша хлебнул холодного чая, который Зинка и не думала подогревать, схватил пару папок и заторопился на остановку.
Портовая улица не ближний свет, расположена в Старом районе. Протрясясь в переполненном и дергающемся, словно эпилептик троллейбусе, Паша, долго проискал нужный дом, потому что Портовая заканчивалась на доме под номером 165.Никто и слыхать ни слыхивал про 168-й дом.
Чем дольше Паша плутал по пустынному району, натыкаясь лишь на заброшенные цементные цеха и арматурные участки, отгороженные проржавелыми заборами из металлических прутьев, тем сильнее им овладевало отчаяние. В голове свербела мысль, что он стал объектом злого розыгрыша, и над ним просто посмеялись. Понуро опустив голову, он бесцельно брел по запорошенному свежим цементом закоулку, уже не соображая, где находится и как отсюда выберется, когда неожиданно подоспела помощь в виде затянутой во все черное старухи. Губы ее были скорбно поджаты. Ни на что особенно не надеясь, Паша протянул ей бумажку с адресом, и вопреки ожиданиям старуха сразу указала на неприметный проем между двумя близко стоящими корпусами явно лабазного вида.
Пройдя между ними, он вышел к скромному двухэтажному флигелю с облупившейся желтой краской. Над потрескавшимися деревянными дверями висел сверкающий лаком новенький номер:168. Вплотную к дверям застыл знакомый алый "порш". Паше даже почудилось, что мотор еще потрескивает, будто его выключили буквально минуту назад. Он толкнул дверь и вошел.
В холле, заставленном стеллажами, за столиком сидела эффектная девица. Как и у всех нормальных мужиков, у Паши сразу башку снесло набекрень. Он вразвалку подошел к столу и сказал небрежным тоном:
— Мне Лазарь назначил здесь встречу. Я роман принес.
Он сам не понял, откуда все взялось. Почему-то казалось, что настоящие писатели должны разговаривать именно так. Немного развязно, слегка витая мыслями где-то в своих творениях.
И сразу понял, что не то ляпнул.
Девица смерила его насмешливым взглядом. Паша был потный и изможденный от долгих блужданий на жаре. Пиджак, донашиваемый после Доната и больший на размер, чем нужно, слегка провис над плечами.
— Может, я ошибся? — сипло спросил он.
— Нет, вы не ошиблись. Лазарь Лаврентьевич предупреждал о вашем приходе. Я вас провожу.
Секретарша пошла сзади, и получше рассмотреть ее фигуру Паше не удалось. Холл оказался забит шкафами, ржавыми сейфами, ящиками с устрашающе торчащими погнутыми гвоздями.
— Вы что ремонт делаете? — спросил Паша.
— Мы меняем мебель, — заучено ответил вахтерша, видно, ее часто об этом спрашивали.
— А как вас зовут?
— Нам запрещается заводить знакомство с клиентами. Мы уже пришли, — она приоткрыла новенькую, еще пахнущую лаком дверь, спросила разрешения, потом предложила Султанову войти.
Лазарь сидел в простенько обставленном кабинете за обшарпанным столом. Не вставая, протянул руку:
— Рукописи привезли? Отлично! И паспорт, пожалуйста, — он взял тексты и довольно небрежно бросил на дальний край стола, после чего довольно внимательно стал изучать паспорт. — Гражданин России? А почему место рождения Голодная степь?
Паша объяснил, что родился действительно за теперешней границей, о которой в то время никто не мог предполагать даже гипотетически. Союз братских народов казался непоколебимым как эволюционное учение Дарвина. Первым распался Союз, потом братские народы, оставшись без узды, доблестно передрались. Почти одновременно со всей этой бучей и учение Дарвина послали куда подальше. Родители привезли Пашу в Россию в возрасте восьми лет, и паспорт он получал уже здесь. Все это Паша вкратце обсказал Лазарю. Тот удовлетворился ответом и, схватив верхнюю рукопись, стал листать. У Паши сложилось впечатление, что тот действует бесцельно, лишь бы чем-то заполнить паузу. Или листы считал.