Контрапункт
Шрифт:
«Что необходимо привлечь к спорту пролетарские массы – об этом никто спорить не станет, – писал в 1924 году в журнале „Спорт“ известный деятель физической культуры Г. Дюперрон, – нет, сейчас вопрос находится в совершенно иной плоскости: дело идет не более и не менее как о том, чтобы изменить прежние „буржуазные“ формы спорта и сделать его „пролетарским“ по форме.
Для чего это нужно?
Если только для того, чтобы было не так, как было, то это несерьезно.
Кажется, именно „Вестнику физической культуры“ принадлежит честь и заслуга постановки точки над упраздненным i: „Пролетарский спорт должен
Полагаю, что спорту в данном случае ставится цель, совершенно ему не подходящая.
Этой цели может служить только гимнастика… ибо только гимнастика может быть упражнением коррективным, исправляющим какую-либо определенную часть тела.
Для спорта же является характерным признаком именно то общее развитие, которое он дает организму; нельзя плавать так, чтобы работали исключительно или даже преимущественно мышцы живота, или бегать так, чтобы от этого имели преимущественную пользу мышцы затылка.
Есть и другое возражение против спорта, которое тоже имеет, кажется, целью осудить, заклеймить его буржуазное происхождение; это – постоянная связь спорта с рекордами и чемпионством.
Но если вы думаете, что, выкинув из спорта рекорд и чемпионство, вы сделаете спорт „пролетарским“, то вы глубоко ошибаетесь, вы его просто убьете, ибо стремление к достижениям есть вторая черта, которая характеризует спорт и является неотъемлемым его признаком…»
Этому последнему пункту вполне соответствовало кредо начинающих тренеров Аркадьевых, ибо что же, как не стремление к достижениям, формирует человека активной волевой позиции, будит мысль, творчество? И задолго до блистательных побед их учеников, прославивших фамилию тренеров на весь мир, были более скромные, но все же победы – их питомцы становились чемпионами слетов мастеров, Главной военной школы Всевобуча, Академии имени Фрунзе.
…Александра Николаевна, Шурочка, заведовала в Академии имени Фрунзе спортинвентарем, и по долгу службы ей приходилось часто сталкиваться с такими на удивление одинаковыми преподавателями физвоспитания. Впрочем, так ли уж одинаковы были братья для Шурочки?
Когда Борис впервые проводил ее до общежития, соседки высунулись из окон – неужели это безнадежная скромница Шура? С кем?! С одним из преподавателей Аркадьевых? С которым? (Если бы они получше знали братьев, то, несомненно, догадались бы, что то был Борис, ибо во вкусе Виталия всегда были женщины совершенно противоположные Шурочке – бойкие, броские. Борис же таких вкусов решительно не разделял.)
Это не была любовь с первого взгляда – прежде чем пожениться, они хорошо узнали друг друга, – но единственная, настоящая любовь для обоих на всю жизнь.
Александра Николаевна не поражала красотой при первом знакомстве. Но по мере общения пленяла кротостью, неброской прелестью русской северянки – нежный, пастельный колорит лица, волос…
Борис Андреевич, его дела были главным смыслом жизни Александры Николаевны. Все на нем всегда сияло и блистало – он был ухожен тщательно и с любовью.
И, может быть, есть доля ее «вины» в том, что одним из наиболее заметных различий братьев является их одежда? «Я различал их по одежде», – говорил Всеволод Бобров.
Виталий Андреевич в высшей степени безразличен к тому, что на нем надето, он полагает, что сей вопрос не заслуживает сколько-нибудь серьезного внимания. Борис Андреевич всегда одевался с тщательностью лорда, идущего на прием, и в те свои незабвенные цедековские годы был в той же степени законодателем «футбольных», как и «одежных» мод. Кашне, шляпа, пальто – все строго гармонировало, тончайшие штрихи туалета, что называется, в «pendant», и никогда галстук, предназначенный, скажем, для визита, не мог быть надет на официальный прием.
Но, возможно, обреченный быть всегда на виду, прославленный тренер прославленной команды лейтенантов не мог быть иным? Ибо, хотя волею судеб Борис Андреевич тренировал на своем веку не одну команду, имя его в первую очередь связывается с ЦДКА. Больше всего – с ЦДКА.
Его команды – сколько их было? – Нетрудно сосчитать. Об этом хождении можно было бы написать грустную историю, хотя на самом деле она не так уж грустна. В конце концов, если герой истории побеждает, причем побеждает не раз и чаще других, – в чем тут печаль?
«Я, как чеховская Душечка, всегда болела за ту команду, которую тренировал Борис Андреевич», – говорила Александра Николаевна.
Она ходила на все его матчи и страшно при этом волновалась. Она сидела на трибуне совершенно прямая, застывшая, а по бокам в духе обычных болельщиков бесновались ее дети, Витя и Ирочка. Александра Николаевна всегда была в курсе всех дел мужа и крайне болезненно переживала его неудачи. «К счастью, неудач было мало», – так говорит Борис Андреевич. В сущности, была одна-единственная неудача – расформировали команду ЦДКА. Все остальное, вероятно, можно считать лишь следствием. Отголоски той «неудачи», полагают специалисты, слышны и теперь: ныне футбольная команда ЦСКА мало похожа на ту, цедековскую. И первое, что бросается в глаза даже непосвященным, – это различие в результатах. Но, конечно, не только это.
Болея за все команды Бориса Андреевича, Александра Николаевна также всегда помнила ЦДКА. Хотя, в сущности, какая ей разница, кого он тренирует, если почти круглый год все равно в отъезде, на бесконечных сборах и соревнованиях! Жизнь с ним – сплошное ожидание. Его «узор» таков: вначале удается ждать незаметно и легко, потом становится все труднее – тяжко, грустно, тоскливо. Муки тоски внезапно сменяются мучительной, почти нестерпимой радостью – уже скоро! – в которой, однако, мелькает некоторая неуверенность: не изменился ли он? Наконец наступает короткая передышка– приехал! И – «узор» повторяется – снова ждать.
«К сожалению, моя вина в том, что мы часто жили врозь… – признается Борис Андреевич. – Но у меня не оставалось иного выхода! Раз я требовал полной отдачи от игроков, я был обязан и сам находиться в столь же жестком режиме. Иначе я не смог бы вывести команду на первое место… Работа требовала всех душевных сил…»
И Александра Николаевна терпеливо ждала. «Наша мама – вся для семьи. Добрая, ласковая, кроткая мать и жена, но прежде всего – жена, – говорит дочь Бориса Андреевича. – Мама для папы – это самый дорогой человек на свете, как и он для нее. Она пошла бы за ним куда угодно, ну а папа… папа, когда это случилось, когда мама попала в катастрофу, бросил все, чтобы спасти ее…»