Контролируемая авария
Шрифт:
–Ну да, – недоумевающе подтвердил немец в годах, – обычно то дожди, то тучки…Мы в прошлом году в это же самое время приезжали, как сейчас помню, разгар лета, двадцатое июля, а температура плюс пятнадцать градусов. Тут раз на раз не приходится, трудно подгадать с погодой, а в этом году вот видите, как повезло!
ГЛАВА XIX
Нельзя сказать, что я была безгранично шокирована полученными от интуристов сведениями: того, кто чудом выжил в страшной авиакатастрофе сложно удивить временными аномалиями. Нет, я однозначно, поразилась, насколько причудливой оказалась воля всемогущего Фатума, но в отличии от большинства предыдущих случаев, у меня не возникло ни единого порыва впасть в бурную истерику и сполна выместить эмоции на ни в
–Вот и участок, – молодой немец мягко прикоснулся к моему плечу и встревоженно посоветовал, – вы бы сначала обратились к доктору, у вас нездоровый вид. Здесь совсем рядом я видел праксис или… в общем, я не знаю, как правильно он называется в Польше, но вам явно не помешает наведаться туда как можно скорее.
–Поверьте, я искренне благодарна вам за помощь, – выдавила из себя очередную натянутую улыбку я, – но дальше я уже разберусь сама. Еще раз спасибо, вы очень добры…
–Мы с сыном были только рады помочь, – улыбнулся в ответ пожилой турист, – удачи и берегите себя!
–И вам удачи! – эхом откликнулась я и, когда мои провожатые, скрылись за углом, обессиленно рухнула на резную деревянную скамейку.
Очертя голову нестись в полицию мне внезапно расхотелось – я в упор не понимала, каким образом теперь мне полагается строить разговор с блюстителями порядка, и безрезультатно пыталась выбрать для себе наиболее адекватную стратегию поведения. Как назло, с бухты-барахты ничего путного на ум не приходило, и я вдруг ощутила себя пришельцем с того света, вынужденным доказывать окружающим людям, что его намерения чисты и благородны. С момента крушения «Арбуза» прошло без малого полгода, все погибшие уже оплаканы и захоронены, а бедная мама наверняка каждый день кладет на мою могилку свежесрезанные цветы, и невдомек ей, что она все эти месяцы безутешно рыдает лишь над бейджиком да пилоткой, сорванными с меня втором пилотом перед тем, как мы покинули место падения самолета. Кстати, о птичках: вопрос «Где Урмас?» до сих пор не потерял прежней актуальности.
У меня имелось сразу несколько версий касательно нынешней судьбы второго пилота, однако, ни одну из них я не могла рассматривать в качестве основной по причине катастрофического отсутствия подтверждающего или, наоборот, опровергающего ее фактического материала. Что греха таить, я даже до конца не понимала, сбежал ли Урмас ради того, чтобы больше никто не воспрепятствовал молчаливо вынашиваемым планам о второй попытке самоубийства, или же у него произошла кардинальная переоценка ценностей, и он передумал сдаваться в руки правосудия, предпочтя бесследно исчезнуть на просторах Восточной Европы вопреки собственным же рассуждениям о божьей воле. Попробуй разберись в логике сумасшедшего без специального медицинского образования – покопаешься в мозгу такого психопата, и сама ненароком в желтый дом угодишь. Но если двигавшая вторым пилотом глубинная мотивация априори не подпадала под критерии рациональности, и я отказалась от мысли постичь непостижимое, то сегодняшнее местонахождение Урмаса всё так же вызывало у меня огромное множество вопросов. Совершил суицид и пусть с опозданием, но занял приготовленные ему в аду апартаменты? Попал в ту же самую аномалию, что и я, и рыскает где-то поблизости, не зная, «куда нести печаль свою»? Или мы разминулись на перекрестке измерений, и в данную минуту второй пилот находится на другом конце вселенной? Ну вот как прикажете поступать, если неведомая сила попеременно швыряет меня из огня да в полымя, заставляя ставить под сомнение принятые решения и заново переживать жуткие мгновения из недавнего прошлого?
Возможно, я струсила, возможно, не нашла в себе мужества, но в следующую секунду я резко поднялась с лавочки и зашагала в противоположную от полицейского участка сторону. Ну не могла я вот так просто войти внутрь и торжественно заявить: «Здравствуйте, я Дора Савицкая, бортпроводник с разбившегося полгода назад «Аэробуса», прошу любить и жаловать! И не забудьте, пожалуйста, отрядить команду для поисков Урмаса Лахта, второго пилота вышеупомянутого воздушного судна – он, знаете, ли тоже уцелел и вроде бы собирался рассказать вам много интересного, но куда-то пропал по дороге, не иначе как заплутал во времени и пространстве, так что вы хорошо ищите, не ограничивайтесь одним измерением, мыслите глобально, и будет вам счастье! Ах да, клянусь, мы вовсе не всякая там поганая нечисть, поэтому если встретите Урмаса, просьба не тыкать в него осиновым колом, да и меня окроплять святой водой тоже не надо!» Нет, я конечно, слегка утрировала, но в целом картина маслом прекрасно складывалась у меня в голове, особенно после того, как я представила, что гостевой дом вместе с зарытым на заднем дворе речевым самописцем благополучно остался в прошлом, и первая же проверка моих показаний послужит достаточным основанием для помещения меня в палату с мягкими стенами. И уж пусть простят меня высшие силы за столь вольное толкование господней воли, но вряд ли цель моего спасения состояла в том, чтобы я провела остаток жизни среди невменяемых пациентов…
Я шла по улицам Мендзыгуже с форменным жакетом наперевес и от всего сердца радовалась, что у разработчиков служебного костюма для бортпроводников хватило ума не пришивать повсюду логотипы «Авиастара», превращая тем самым стюардесс в ходячую рекламу компании. Броская эмблема красовалась лишь на пилотке и украшала персональный бейдж, так что мне, похоже, стоило выразить признательность Урмасу, избавившему меня именно от этих знаковых предметов. Да, по горам в узкой юбке лазать не принято, но тут в Европе всегда господствовало крайне лояльное отношение к фрикам всех мастей. Свобода самовыражения здесь считалась базовой демократической ценностью, если своей экстравагантностью человек никому не мешал, на него смотрели с философским безразличием. И честно сказать, я уже давно не соответствовала классическим представлениям о внешнем облике стюардессы: вместо аккуратной прически – натуральный бардак, вместо безупречного макияжа – черные круги усталости под глазами, а вместо униформы – невнятный ансамбль из мятой юбки, потерявшей изначальную белизну блузки и густо покрытых пылью дорог туфель. Хорошо хоть Урмас угробил несчастный лайнер на эшелоне, а то запросто могла бы щеголять сейчас в лодочках на шпильке, в которых мы встречали пассажиров, чтобы потом переобуться перед рационом в более удобную обувь.
Мой скорбный путь пролегал мимо булочной, и от невероятно аппетитных запахов у меня хищно раздувались ноздри. От голода я была близка к тому, чтобы вернуться в участок и первым делом заявить о необходимости соблюдения прав, задержанных на стол и кров, но за миг до принятия судьбоносного решения, я в задумчивости споткнулась о бордюр и выронила жакет, а когда стала его поднимать, из кармана прямо на мостовую выпал мой бумажник. Привычка всегда держать при себе документы являлась неотъемлемой частью моей натуры, а деньги я собиралась потратить в дьюти-фри Штутгартского аэропорта, уж очень прельщал меня тамошний ассортимент парфюмерного бутика. Думала, куплю себе какой –нибудь соблазнительный аромат с тонким шлейфом, подойду к Урмасу и пристально загляну ему в глаза… Мечты, мечты, где вы теперь? В любви второму пилоту я, предположим, все-таки призналась, и за руку подержала, и в его объятиях побывала, только прав был перед смертью КВС Стеклов, когда сказал, что кранты нам всем! Ночь шокирующих откровений не получила продолжения, да и самого Урмаса ищи-свищи, как ветра в поле! Но главное, бумажник на месте, и, что еще более важно, случайное стечение обстоятельств напомнило мне о его существовании прежде, чем я сделала выбор между ограблением булочной и возвращением в полицию. Совпадение или опять вмешательство незримых кукловодов? Осталось лишь огорчиться, что Польша так и не перешла на единую европейскую валюту, и обменять немного денег на злотые.
Конец ознакомительного фрагмента.