Контрольная диверсия
Шрифт:
— Старик, а как же Гектор?! — возмутился Цветаев, теперь уже вовсе не обращая внимания на капитана Игоря. — Как же он?! Мы же договорились!
— Ну-у-у… — спрятал глаза Пророк, — придётся подождать!
— Тоша, — сказал Цветаев проникновенно, — а если он там загнётся?.. Если?.. Каждый день дорог! Ты же знаешь!..
Он едва не добавил: «Ты же знаешь, как они обращаются с нашими!», но не хотел показаться сентиментальным в глазах высокомерного капитана Игоря. Казалось, капитан всё понял, и ехидная усмешка мелькнула на его губах, словно говоря: «Слаб ты ещё Цветаев, страдаешь фигнёй,
— Слушай, — рассердился Пророк, — не грузи меня! Всё знаю, всё помню.
— Ты что, считаешь его дезертиром?! — строго посмотрел на него Цветаев. — Считаешь?! — потребовал он.
Герку вытащу, подумал со злости Цветаев, и уйду на восток, надоело мне здесь говно хлебать.
— Нет, конечно… — снова отвёл глаза в сторону Пророк.
— Тоша, Гектор не дезертир и не предатель! Я это точно знаю, гоняли бы его на работу?!
Было много и других аргументов, но остальные он в горячке забыл, как забывал всегда в подобных обстоятельствах.
— А если они тебе его специально подсунули? — вдруг наклонил лобастую голову Пророк.
И глаза его совершенно не понравились Цветаеву, были они пустыми, как у столетнего деда, озабоченного тем, как прожить следующий день и не загнуться на стульчаке.
— Скотина ты!
— Я скотина?!
— Ты скотина! У тебя мания! Ты сумасшедший! Ты видел его?! Ты его не видел! От него ничего не осталось. Тень от прошлого, старик, а он наш одноклассник! — напомнил ему Цветаев.
Прошлое — оно не давало ему соскочить с рельсов, оно говорило о смысле жизни и будущем, в которое он верил, как в самого себя и свою жену-умницу.
— Варёные мухи! — только и воскликнул капитан Игорь.
— Жека… — отступил на полшага Пророк, — ты ещё не всё знаешь!
Если бы он не водился с ним с детства, то решил бы, что он испугался, но Пророк, конечно же, не испугался, по большому счёту, ему плевать на меня и на Орлова, главное, победить, и всё тут. Всё это мгновенно промелькнуло у него в голове.
— Почему не всё? Расскажи, я послушаю! — он оглянулся на капитана Игоря, призывая его в союзники. — Скажи ему, скажи, чего ты молчишь, как жук в муравейнике!
— Не могу! — вспылил Пророк. — Пока не проверю, ничего не скажу!
— Нет, ты скажи, скажи! — настаивал Цветаев. — Скажи в присутствии капитана!
Видно, Ирочка его перестала утешать, решил Цветаев, иначе чего он такой злой?
— Я сказал, что не могу, значит, не могу. Честное пионерское! — и дурашливо перекрестился, пытаясь сгладить разговор.
И Цветаев понял, что мешает капитан Игорь, но и без него Пророк вряд ли бы разоткровенничался, такая у него натура. И всё равно Цветаев не мог остановиться:
— Дай мне его вытащить, и я в полном твоём распоряжении!
— Ты ещё ползать не можешь, а уже туда же! Сходишь на это дело, а потом катись на все четыре стороны!
Цветаев в отчаянии выругался:
— Ляха бляха!
Пророк самодовольно поморщился. Знает что-то, знает, подумал о грязных намёках Цветаев. Он хотел сказать, что съел с Гектором пуд соли и, вообще, какой он правильный в деле и честный «по жизни», но не сказал, не из-за капитана Игоря, а потому что Пророк и сам всё знал о Гекторе, и, оказывается, дружбе его грош цена.
— Я же не виноват, что меня ранило! — нашёлся Цветаев, полагая, что таким образом напомнит Пророку о их безоблачном прошлом.
Просто Цветаев хотел, чтобы его совсем чуть-чуть пожалели, и в этом невольно была виновата жена Наташка, которая приучила его к таким ощущениям, и эти ощущения, как и воспоминания, ему были дороги. Любил он её и не мог забыть.
— Не виноват, — быстро согласился Пророк, явно не желая посвящать капитана в историю гибели Жаглина. — Но здесь дело важнее!
— В смысле?! — снова возмутился Цветаев и, как обычно, начал злиться.
Явку они сменили опять же из-за принципов Пророка. Пришли к мнению, что она хоть и не засвечена, но тактика конспирации превыше всего: два дня перетаскали шмотки. Теперь из кухонного окна был виден Днепр, мосты, а раньше — сплошные дома и крыши. «Сашку жаль», — вдруг сказал Пророк, и на этом историю забыли, только Цветаев ловил себя на мысли, что ему снова и снова хочется без всякой видимой причины заорать дико, как Жаглин: «Ляха бляха!», в исполнении Жаглина прибаутка звучала особенно колоритно, было что-то в ней такое, что никто не мог повторить. Помнится, он зубоскалил: «Господи, я так любил Виктора Цоя, и ты забрал его! Господи, я так любил Михаила Круга, и ты забрал его! Господи, я так любил Майкла Джексона, и ты забрал его! Господи, я так люблю новую киевскую хунту!.. Заранее тебе благодарен!» А потом хлопал себя по ляжкам, качался вперёд-назад и дико ржал, как конь, демонстрируя огромные белые зубы.
— Игорь у нас снайпер, — сказал Пророк демонстративно вежливо.
Таким же тоном он разговаривал по спутниковому телефону с высоким начальством, разве что не вытягивался в струнку.
— Антон, но ведь я же сто лет оружия в руках не держал! — вспылил Цветаев. — Какой из меня стрелок?!
— Зато, как ящерица, везде проскользнешь, а оружие — не спицы, всё вспомнишь.
— А как же снайперская тактика? Я же ни сном ни духом!
В этом заключалась правда без прикрас: кто тебя научит за пять минут, капитан Игорь, что ли? Оно ему надо, чужое горе? Цветаев посмотрел на него и засомневался ещё сильнее: капитан Игорь лихо гонял во рту спичку, говоря тем самым, что опасения твои имею под собой место быть, а лохов я не потерплю.
— Разберёшься, Жека, разберешься. Акция разовая. Сводишь, и назад, — Пророк вопросительно уставился на капитана Игоря.
Но капитан Игорь его не подержал, на лице у него был написан сплошной скепсис: «Возись здесь с детским садом». Спичку он ловко перекатывал справа налево и наоборот.
Тогда Цветаев спросил назло капитану Игорю:
— А когда идти?
— Нога заживёт, тогда и пойдёшь, — жёстко ответил Пророк и отвернулся, давая понять, что разговаривать больше не о чём и что Цветаев ему до смерти надоел со своим Орловым, то бишь Гектором, то бишь Геркой, то бишь общим школьным идиотом, которого принесли в жертву обстоятельствам.