Контрольная диверсия
Шрифт:
— Да, — признался Барри Гоголадзе, — только у вас неправильное представление о нас. Мы…
— Заткнись! — посоветовал ему Цветаев.
— Заткнись! — добавил Жаглин.
— Хорошо… ладно… — покорно согласился Барри Гоголадзе и «натянул» на лицо постное выражение.
Он понял, что за Зинку его убьют точно, а за «чвашника» могут просто хорошенько настучать по голове.
— Надо на него штаны надеть, — заметил Цветаев и посмотрел на Жаглина, мол, что будем делать? Но Жаглин ничего не подсказал, ход мыслей
— Ты взял, ты и надевай, — брезгливо ответил он.
— Отволочём в любую пустую квартиру, — предложил Цветаев, — а потом Тошу приведём. А?..
— Ага, — иронично заметил Жаглин, — так он тебе и придёт. Пророк в лучшем случае обложит матом, а в худшем — посмотрит с презрением, мол, не можете нормально работу сделать!
— И то правда, — согласился Цветаев и внимательно посмотрел на Барри Гоголадзе. — Не волочь же на себе такого борова.
Он представил, как они потащат голого Барри Гоголадзе через весь район и как Пророк скорчит недовольную мину. Надо было на машине ехать, да Жаглин: «Рядом, рядом».
— А я о чём!
— Тогда грохнем здесь!
У Барри Гоголадзе от услышанного расширились зрачки. Он стал часто дышать.
— Нет, — заявил Жаглин, — я хоть и скотина, но убивать его здесь не могу.
— Почему? — удивился Цветаев.
— Зинка… — отвернул морду Жаглин.
— Что «Зинка»?.. Блин!
Учить тебя жизни надо, решил Цветаев.
— Зинка расстроится… — нехотя буркнул Жаглин.
— По-моему, она уже расстроилась, — насмешливо заметил Цветаев.
— Одно дело в квартире, а другое — на улице… — возразил Жаглин. — Забрызгаем всё.
И Цветаев понял, что Жаглин хочет помириться с Зинкой и снова, как прежде, ходить к ней в гости. Дурак, решил он, ничему не учится.
— Тогда, что, отпустим?.. — предложил Цветаев, хотя не верил даже самому себе.
— Легко, — быстро согласился Жаглин, — только вначале кастрируем!
— Кастрируем?! — Цветаев весело посмотрел на Барри Гоголадзе. — Ха! Он не согласится!
— А кто его, идиота, спросит?! — удивился Жаглин. — Дай нож.
— Ещё чего, марать инструмент. Иди на кухню, возьми потупее.
— И то правда, — обрадовался Жаглин.
Цветаев подумал, что Пророк будет крайне недоволен переездом на другой конец города и что вся эта затея с американцем уже провалилась.
У Барри Гоголадзе наконец прорезался голос:
— Что вы задумали?!
Он глядел на них безумными глазами.
— Где-то здесь я видел «скотч», — буднично произнёс Жаглин и принялся искать его.
— Стойте! — закричал Барри Гоголадзе. — Я не военный, я строитель. I am a builder.
— Чего ты строишь? — поинтересовался Жаглин.
— Я не строю, а восстанавливаю, — с надеждой в голосе отозвался Барри Гоголадзе.
— Что ты восстанавливаешь? — терпеливо спросил Жаглин.
Он нашёл «скотч»
— Вашу площадь независимости.
— «Нетерпимости», — поправил его Цветаев невольно подумал об Орлове, связывая почему-то его и эту площадь.
— Она давно уже не наша, — возразил Жаглин, возвращаясь из кухни с огромным ножом. — Выбирай, или мы тебя кончаем в лесочке, или отделываешься лишением «друга».
— А-а-а… — тихо заверещал Барри Гоголадзе. — Я строитель из фирмы «Сентикс» в Далласе!
Естественно, подумал Цветаев, выбор труден, ещё труднее решиться на что-то конкретное. Мысль была сюрреалистичной по сути, но не по содержанию.
— А не надо по нашим бабам шляться, — нравоучительно сказал Жаглин. — Я бы лично выбрал смерть, правда? — он посмотрел на Цветаева. — А то жить без «друга» это какое-то не то.
— Согласен, — кивнул Цветаев. — Действуй!
— Не надо кастрировать, — слёзно попросил Барри Гоголадзе, — я вам деньги заплачу. У меня много денег. Возьмите деньги!
— Жека, а ты проверял его документы? — сделал круглые глаза Жаглин.
— Нет, — сознался Цветаев. — Он же голый. Даже в голову не пришло. Ты здесь занимайся своим делом. А я поищу документы.
— Ага… — быстро согласился Жаглин и кровожадно посмотрел на Барри Гоголадзе.
Цветаев пошёл в спальню. Там на кровати в самой соблазнительной позе лежала связанная Зинка. Во рту у неё был кляп. Она приветствовала Цветаева мычанием.
— Лежи, ты не в моём вкусе, — сказал Цветаев, хотя, конечно, если перед тобой голая женщина, то какой разговор о вкусах?
Он нашёл вещи Барри Гоголадзе и вернулся к Жаглину.
— Стой! — сказал он, — смотри, что я обнаружил.
— Вечно ты под руку, ляха бляха! — Жаглин отложил нож и разогнулся.
Грузин, рыдая, брыкался.
— Чего, так и не решился? — кивнул на него Цветаев.
— Не-а… только примериваюсь, — ухмыльнулся Жаглин, брезгливо вытирая руки о штаны.
— Смотри, — Цветаев вытряхнул из формы толстый бумажник. — Здесь ещё один.
— Ого! — воскликнул Жаглин и забыл, что собрался кастрировать Барри Гоголадзе. — Да здесь долларов и евро до фига!
Барри Гоголадзе радостно замычал, всем видом показывая, что он готов отдать всё, ради своего «друга».
— А здесь еще?! — удивился Цветаев.
Второй бумажник был туго набит банковскими карточками.
— Ляха бляха! — воскликнул Жаглин. — Богатенький Буратино.
Барри Гоголадзе промямлил сквозь «скотч»:
— Берите, берите…
— И возьмём, а что ты думал! — заверил его Жаглин и нагло засунул к себе в карман бумажник с деньгами.
Второй бумажник с банковскими карточками его абсолютно не интересовал, и Цветаев собрался было зашвырнуть его в угол, как совершенно случайно увидел, что на всех карточках разные фамилий.