Контрольный выстрел
Шрифт:
— Феликс Евгеньевич, вы уже в самом конце нашей беседы обмолвились об одном человеке, который вам знаком и занимается сходными с моими вопросами. Если не ошибаюсь, он американец. Можно ли с ним выйти на связь? И если да, то как?
Маркуша помолчал и попросил передать трубку Пушкарскому. Тот взял и долго молча слушал, что говорил ему Марковский. Наконец сказал: «Хорошо» — и положил трубку. На вопросительный взгляд Турецкого ответил снисходительно:
— Идемте, дорогой мой, ужинать, а нашему Маркуше предоставим возможность найти способы удовлетворить вашу просьбу. Вы сами понимаете, что без согласия того человека он никак не может вас познакомить, поэтому будем надеяться, что Феликсу это удастся.
Звонок раздался, когда они перешли уже к чаю.
Пушкарский поднял трубку, затем молча придвинул к себе блокнот для записей, ручку и что-то записал на листке бумаги, который тут же оторвал и спрятал в карман своей стеганой куртки. Глядя на Сашу, покивал и сказал:
— Всего доброго, мой друг, льщу себя надеждой еще в этом году свидеться… Передам с удовольствием.
Валентин Дионисьевич вернулся к столу, сделал глоток уже остывшего чая, отодвинул свою чашку и пригласил Турецкого проследовать в кабинет. Там они сели перед низеньким столиком на диване, Пушкарский достал из кармана листок, на котором были записаны цифры. Протянул Турецкому и сказал:
— Он просил запомнить цифры, а запись тут же уничтожить. Миша Майер, так его зовут, — Пушкарский кивнул на листок, — поможет вам. Он знает о вашем деле, я имею в виду это новое страшное явление, которое зовется русской мафией, все. Или почти все. Обязательно сошлитесь на Феликса Марковского. Миша хорошо говорит по-русски. Кажется, он из наших. Отец его, вероятно, оказался на чужбине после плена, не захотел возвращаться в сталинские застенки, а Миша родился в Америке. Здесь живет достаточно долго. Все остальное он, если пожелает, расскажет вам сам. Я вам передал слова Феликса, дальше дело за вами. Запомнили?
Саша еще раз взглянул на семь цифр, повторил их про себя и протянул листок Пушкарскому. Тот достал из кармана коробок спичек, чиркнул, поджег записку и аккуратно положил ее в хрустальную пепельницу. Турецкий невольно улыбнулся:
— Вы прямо как опытный конспиратор…
— А что вы думаете? — хмыкнул Пушкарский. — Всяко в жизни случалось! Ну, желаете звонить?
— Разумеется. Я могу сообщить, что нахожусь у вас, Валентин Дионисьевич?
— А почему же нет? — И Пушкарский не мог удержаться от легкой бравады: — Смею надеяться, что ему как-нибудь уж известна моя фамилия.
Звонок, отзыв, короткое представление и тема интереса не заняли и двух минут.
— Это для вас достаточно срочное дело, — на хорошем русском сказал Миша, — или можно отложить, скажем, до завтра-послезавтра?
— Я понимаю, что создаю вам лишние затруднения, но…
— Ясно. Как ориентируетесь в городе?
— Пока никак Я нахожусь в квартире друга, Валентина Дионисьевича Пушкарского…
— Ах, вон вы где? Он недалеко? Тогда будьте любезны передать ему трубочку.
— Валентин Дионисьевич, — виновато сказал Турецкий, — вы извините, что я, как говорится, без спросу записал себя в ваши друзья… но он просит вас взять трубку.
— Слушаю, Пушкарский! — бодро начал Валентин Дионисьевич. — Разумеется, мой друг. А как же! Не-ет, это, милый мой, только по молодости бывало, студенческий обычай… Ну что ж, я постараюсь доставить к вам молодого человека.
— Что вы, Валентин Дионисьевич, — всплеснул руками Турецкий. — Куда вам на ночь-то глядя?
— Ну, положим, еще далеко не ночь, а перед сном я с удовольствием прогуляюсь с вами на пару, если не возражаете… Да тут и недалеко. Тряхнем стариной!
— В каком смысле?
— А в том, что по молодости мы, бывало, выбирали направление и шли, не пропуская ни одного пивного бара… Ах, были времена!..
Маленький пивной бар, в который они пришли, несмотря на поздний час, был еще полон народу. Турецкий даже забеспокоился, как же Миша их опознает в этакой толчее? Пушкарский успокоил. Он здесь слишком заметная фигура. Вот же старик! Но он оказался прав.
Они взяли по бокалу светлого пива, и едва окунули в густую пену носы, как перед ними вырос невысокий сухощавый человек лет пятидесяти, с глубоко запавшими глазами, крючковатым носом и прямыми поджатыми губами.
— Я вас приветствую, Валентин Дионисьевич, — сказал он, крепко пожимая Пушкарскому руку. Затем обернулся к Турецкому и продолжил церемонию: — Вы — Саша? Очень хорошо, а я — Миша.
Пушкарский уже повернулся к бармену, чтобы заказать бокал для Майера, но тот тронул за рукав и отрицательно покачал головой.
— Я предпочел бы выйти из этого заведения и подышать свежим воздухом. Если не возражаете.
Саша тут же поставил недопитый бокал на стойку.
Они прошли квартал, свернули налево и оказались в небольшом парке. Выбрали скамейку недалеко от входа и сели.
— Рассказывайте, — коротко предложил Майер.
Пришлось в который уже раз начать с начала, со взрыва на Ильинке. С убийства шофера, со свидетелей, которых убирают ловко прямо из-под самого носа следствия. Наконец о таинственной фигуре Владимира Рослова, который прилетел в Россию и исчез. Турецкий не хотел еще говорить об опознании, проведенном сегодня зубным врачом из Оффенбаха. Решил пока не раскрывать все карты сразу. Рассказал, что и его похитителей, которые сутки допрашивали его в подвале, в частности, интересовало то, что Турецкий знает о Рослове.
Майер помолчал, раздумывая над услышанным, и сказал, что он, вероятно, сможет помочь Саше в некоторых поднятых им вопросах. И прежде всего информацией о своем добром товарище Володе Рослове, вместе с которым ему, Майеру, пришлось заниматься так называемой аферой века. Вообще-то, возможно, пока не следовало посвящать москвича во все тонкости этой суперсекретной операции, но рекомендации таких людей, как Марковский и Пушкарский, это серьезно. Конечно, Владимир мог бы лучше сделать это сам, если счел бы нужным.