Контрольный выстрел
Шрифт:
ПОНЕДЕЛЬНИК, 16 октября
Рано утром Саша позвонил в Мюнхен, домой Толе Равичу. И — о радость! — он оказался у аппарата. Естественно, возмущению Равича тоже не было предела. Но Турецкий не дал разгореться костру в крупный пожар, он сказал простенько так, но со вкусом:
— Толька, да ведь меня тут в заложники взяли, морду квасили, иголки в задницу втыкали! Хорошие люди спасли, а ты… Лучше помоги Господу хорошую свечку поставить. Ладно, при встрече расскажу. Не сердись…
— Ну ты даешь, отец! — И в этом его восклицании был весь Толька-босяк. Все приятели были у него «отцами», а все девицы — «матерями». Если где-то в углу школьного коридора слышалось: «Знаешь, что я тебе, мать, скажу на это?» или «Ну ты, вообще, даешь, отец!» — значит, там был Равич.
— Ты мне другое скажи: Москва сообщила, что ты встретил моего напарника. Куда ты его задевал? Где искать?
— А-а, Дениска-то? Отличный парень! Я его, отец, по его просьбе в один маленький такой, неприметный отель воткнул. Скорее даже кемпинг. Записывай телефон…
— Это в каком районе?
— А тебе-то какая разница, отец? Ты сам ему позвони, он и найдет тебя. Я скажу без преувеличения, он в городе лучше меня ориентируется. Вот молодежь пошла, отец! Я ему дал городской план, так он сразу привязался. Так когда увидимся? Ты наконец в отпуск? А где твои девчонки?
— Толя, никак не выходит с отпуском. Снова командировка. Но я тебе железно обещаю…
— Да ладно, отец, — видимо, уже окончательно махнул на Турецкого рукой школьный друг Равич. — Врешь ты все… Где я тебя найду? Я ж, как ты понимаешь, иногда все-таки и делом должен заниматься, а летать туда-сюда мне накладно, отец. Поэтому скажи, когда будешь готов к встрече, мы договоримся, и либо я прилечу, либо ты сюда, ко мне.
— Я скажу, только после разговора с Дениской. А вообще-то я собирался сделать с тобой большое интервью для одной крупной газеты.
— Что я слышу, отец? Ты, оказывается, еще не оставил своих порочных помыслов издавать стенгазету 10 Б класса?
Саша вспомнил, как его на комсомольском собрании отлучали от руководства классной стенгазетой с чудной формулировкой: «За отсутствие собственного мнения по поводу нарушения дисциплины и срыва занятий на уроке обществоведения». Батюшки, как давно было-то! А Толька вот вспомнил и сразу протянул тропинку в их общее прошлое…
— Так о чем интервью? Скажи, я хоть буду знать и готовиться.
— Можешь не смеяться, статья должна быть проблемной. Ну возьми пока один из аспектов: Россия и Германия — честный бизнес или битва криминальных группировок?
— Ты смеешься, отец? Да кто ж это у вас печатать будет, если я всю правду про вас скажу?
— А вот и будут. Словом, думай. До встречи.
Денис обрадовался звонку Турецкого, сказал:
— Дядь Саш, вы меня извините, только я не счел возможным звонить вам так рано.
— А ты что же, знал, где я? Откуда? — изумился Турецкий.
— Так, дядь Саш, вы ж вчера Константину Дмитриевичу звонили, он дядь Славе, а тот — мне. Чего же непонятного? Ну, с вами, значит, у нас все в порядке? Скажите, когда за вами приехать?
— Да хоть сейчас, если ты в порядке.
— А я уже с пяти утра в порядке, прошелся немного, газеты купил. Тут в одной и про вас есть сообщение, что похищен русский турист, и полиция предлагает вознаграждение тому, кто даст достоверные сведения. Это дядя Толя заявил еще в пятницу, когда позвонил к нам в Москву. Ну, газетчики тут знаете какие! Сразу разнесли. Я эту газетку отложил вам на память, ага?
— Еще как «ага»! — сказал Турецкий и языком с опаской провел по щербатой теперь собственной десне. — Ладно, записывай адрес, бери такси и дуй сюда. Разберемся…
— А вы, я смотрю, Саша, птичка ранняя! — заметил Пушкарский, входя в комнату в стеганой домашней куртке, коричневых брюках и тапочках на босу ногу. — Ну что, удалось что-нибудь разузнать?
— Все в полном порядке. До Мюнхена дозвонился. Сейчас сюда уже едет мой боевой помощник, и мы с ним отправимся в уголовную полицию. Какая-то газета написала, что меня похитили и что полиция предлагает вознаграждение. Сумму еще не уточнил. Может, воспользоваться и заработать на себе самом, как вы считаете, ВДП?
— Я считаю, Саша, как в детстве говорили, до трех. Раз, два, три! Пошли завтракать! Между прочим, должен сказать, что вид ваш понемногу — хо-хо! — выправляется. Как вы себя чувствуете после вчерашнего?
Вчера, после того как Турецкий принял ванну, побрился и переоделся в чистое, они в халатах прошли в столовую, где Пушкарский накрыл легкую закуску. Ну и как было устоять, когда он наполнил два объемистых фужера водкой и предложил немедленно по-русски, по-старому… и так далее. Тем более что два аккуратных бутерброда с селедкой и лучком сверху были уже приготовлены. А потом за разговором, не торопясь, уговорили и другую бутылку. Пушкарский заявил, что подобные демарши против собственного организма он совершает нечасто, правильнее сказать, даже редко, но это бывает просто необходимо, чтобы держать его в страхе. А то он иной раз имеет обычай распоясываться, диктовать свои условия, загонять в постель… Нет, ему, то бишь организму, тоже нужна дисциплина. А сегодня вообще такой случай выпал! Когда еще повторится…
Разошлись они за полночь. А сейчас этот ничуть не сутулящийся восьмидесятилетний мужчина чувствовал себя молодым и полным сил, вызывая у Саши совершенно искреннее чувство восхищения.
После завтрака Пушкарский отправился в кабинет работать. Он писал большую статью для философского сборника, выходящего во франкфуртском издательстве «Всходы», а Сашу познакомил со своим, как он сказал, литературным секретарем, «ну как примерно Чертков у Льва Николаича», но только Николай Петрович занимался не устройством литературных дел, а исключительно экономико-бытовой стороной дела.
Николай Петрович, сын эмигранта уже третьей волны, стеснительный молодой человек, окинул опытным взглядом фигуру Турецкого и сказал, что знает, где можно купить подходящие джинсы, вполне качественные и недорогие, а к ним осеннюю кожаную куртку — для ансамбля.
— Дорогое удовольствие? — голосом усталого миллионера спросил Турецкий.
— Я думаю, что в тысячу марок мы уложимся.
— Всего-то? — удивился Турецкий. — Ну что ж, думаю, на эту сумму мы с вами можем рассчитывать. Но тут имеется одно маленькое затруднение. Дело в том, что я…