Контрольный выстрел
Шрифт:
Саша объяснил, что этой информации вполне достаточно, чтобы погнать в его сторону новую волну. Бандиты немедленно объявят охоту на Турецкого, ибо отлично понимают, что никакой он не турист, а приехал наверняка с совершенно конкретным заданием Российской Генпрокуратуры. Значит, останется только быть предельно внимательным. Ну а обеспечить охрану, так, чтоб она не сильно отсвечивала, видимо, не большая проблема?
Герр Юнге оценил степень риска, а также той опасности, которой подвергал себя следователь из России. Но игра и по его мнению стоила свеч.
Отар Санишвили выглядел как большой воздушный шар,
Вообще-то Санишвили согласился на встречу с Турецким без всякой охоты, скорее даже был против. Но герр Юнге его, мягко говоря, ошарашил, сообщив об убийстве некой мадам Сильвинской, о которой Отар, вероятно, должен был слышать. И в этой связи… Голос герра Юнге обрел металлические нотки. Он сообщил также, что господин Санишвили имеет полное право беседовать в присутствии своего адвоката, и эта возможность хоть какой-то защиты решила вопрос: Отар согласился. Хотя поначалу решил, что московский следователь приехал его арестовывать.
И вот он сидел сейчас напротив Турецкого. Инспектор и адвокат, который вел дела покойного Шройдера, устроились несколько в стороне, причем герр Юнге переводил ему суть вопросов следователя из Москвы.
Турецкий постарался сделать свое описание максимально красочным. Он вовсе не собирался щадить мужское самолюбие этого грузина, но напомнил тому, что среди деловых бумаг, найденных при обыске на его даче, был и документ, свидетельствующий о том, что именно он, Отар Санишвили, активно настаивал на финансировании партии русских прогрессистов, иными словами, вбухал в детище мадам Сильвинской весьма впечатляющую сумму, которая ушла в неизвестном направлении, ибо на счету партии не оказалось в буквальном смысле ни копейки. Саша выдавал сейчас версию спонтанно, поскольку и сам не верил, что убийство очаровательной партийной дамочки есть действительно дело рук ревнивого кавказского Хозе. А впрочем, ни в чем нельзя быть уверенным на все сто процентов. Потерянные по вине того же Санишвили деньги вполне могли вызвать самую резкую отрицательную реакцию соучредителей — тех же Алмазова и Шройдера, хотя последний являлся лишь директором немецкого филиала. А там недалеко и до разборки в лучших бандитских традициях: по бомбе каждому и — ноги в руки. Как, собственно, и произошло на самом деле.
Адвокат быстро разобрался в том, какие обвинения могут быть предъявлены его клиенту, и немедленно потребовал, чтобы ему и господину Санишвили была предоставлена возможность обсудить обстоятельства, вытекающие из речи господина московского следователя — последовал любезный кивок в Сашину сторону, — но наедине. Герр Юнге не возражал, и те удалились. Как там они собираются обсуждать обстоятельства, если Санишвили ни фига не смыслит в немецком, как он сам заявил, а его адвокат — в русском. Но это были их заботы. Турецкого же волновала одна проблема: как бы этот Хозе не сбежал. О чем и сказал инспектору. «Хозе?» — не понял тот. Ну да, стал объяснять Турецкий, у той покойной дамочки была подпольная кличка — Кармен. Герр Юнге впервые за все время их знакомства, захохотал, но каким-то странным, клекочущим смехом. А затем элегантно, уголком платка, торчащего из верхнего кармана пиджака, промокнул глаза.
Вернулись Санишвили с адвокатом. Видно, они успели договориться каким-то образом.
Отар настаивал, что к убийству Максимовой-Сильвинской никакого отношения не имеет, что он вылетел в Германию по причинам, о которых пока не желал бы распространяться, но к делу об убийстве женщины они не относятся. Что же касается самой Кармен, как ее звали в узком кругу знакомых, то она всегда была самая настоящая сука… Турецкий обратил внимание, как тень недовольства скользнула по лицу инспектора. Она, продолжал Санишвили, всегда была жадна, продажна и любила шантажировать людей. Кстати, те деньги, которые она получила из банка «Золотой век», — тоже результат шантажа.
Но если это так, возразил Турецкий, то ему просто непонятно, что же могло связывать с ней Отара?
— Она — потрясающая любовница, — ответил рыхлый грузин. Причем сказал с такой интонацией, что Саша понял: это правда. О чем еще может с таким почти гастрономическим смаком рассуждать горячий и темпераментный кавказский человек.
— А еще она всегда была связана с КГБ, — многозначительно добавил Отар. — Может быть, там надо искать наши миллионы. Пока не знаю.
— Но что же нам делать с вашей окровавленной рубашкой, — сделал наивные глаза Турецкий, — которую мы нашли в мусорном баке на улице.
— Розовая? — сразу спросил Отар.
— Да. И порванная под мышкой.
— Знаю. Моя рубашка. И кровь на ней — моя. Эта стерва… — Санишвили вдруг скинул с себя пиджак и задрал до горла рубашку. — Вот покажу… — На левой стороне груди были три заживших уже длинных пореза. — Смотрите, это она разозлилась, что больше денег не дам. Так и сказал ей прямо. Пусть ее эти, из КГБ, финансируют. Она в глаза мне хотела, только не достала, как кошка дикая тут вцепилась. Я потом рубашку в угол бросил, зачем с таким, понимаешь, домой ехать? И так каждый день скандалы… У нее в шкафу много моих рубашек было. Приходил… уходил. Надо, чтоб чистая рубашка была, к большим людям ездил, неудобно…
— Ну и чем эта ваша с ней история кончилась? — спросил Турецкий.
— А чем? Надел другую рубашку, плюнул, ушел. Потом вечером улетел…
Саша понял, что это, в общем, вся информация. Через герра Юнге он попросил адвоката, чтобы тот помог, или как там у них положено, оформить максимально подробно показания господина Санишвили, поскольку они должны будут фигурировать в суде.
Адвокат выслушал, кивая, и обещал выполнить просьбу.
И еще Саша попросил Санишвили держать если не его самого, то хотя бы герра Юнге в курсе своих перемещений. Мало ли, вдруг придется что-то уточнить, поправить там… а человека на месте не окажется. Непорядок. Нет, никакой речи о домашнем аресте или еще чем-то подобном не идет. Просто желательно не создавать следствию дополнительных ненужных трудностей.
На том и расстались. Турецкий был почти уверен, что концы надо искать… нет, не в КГБ, конечно, не существует давно такой организации, хотя люди-то… они ж никуда не делись…
Самым сложным представлялся Турецкому денежный вопрос. Отсутствие документов в какой-то степени компенсировало благорасположение герра Юнге. А вот без денег… Ожидать скорой помощи от Меркулова вряд ли стоило: там, в родной конторе, на оформление подобных вопросов недели уходили. Значит, оставался только один путь: в расчете на премию, объявленную и, в частности, подтвержденную старшим инспектором, в сумме 50 тысяч марок за радикальную помощь в расследовании дела Шройдера, лезть уже окончательно по уши в долги к Славке Грязнову. Турецкий прикидывал про себя варианты, как это сделать, чтоб не выглядеть совсем уж навязчивым наглецом. Но его опередил Денис. Он заявил, что созванивался с дядей, вводя его в курс дел, и тот сказал, что предпринял со своей стороны некоторые шаги для оказания им экстренной помощи: перевел в Дрезденский банк некую сумму, которой им должно хватить на первое время. Не шиковать по заграницам, но чувствовать себя в достаточной степени независимо.