Контрольный выстрел
Шрифт:
Ну вот, от напряжения, оказывается, стали и мысли проясняться. Значит, приказал себе Турецкий, категорически нельзя ни на миг расслабляться. Надо выдержать… выдержать… выдержать… Он громко застонал и, демонстрируя неимоверное усилие, разлепил веки. Похитители тут же перешли на плохой немецкий.
В их диалоге мелькнуло слово «вестхафен» — с российским, как говорится, прононсом. Ну «вест» — это запад, а «гафен-хафен» — что? Да «гавань» же! — обрадовался Турецкий и сообразил, что речь шла о западной гавани Майна. Вот, значит, где они сейчас находятся. Нет, не зря Дениска возил его носом по карте Франкфурта, показывая, где что. Где аэропорт, где центр, какие мосты и магистрали, куда они ведут. Конечно, всего запомнить Турецкому было не по силам, да и карта была немецкая, вот если б русские названия… И то польза, однако. Но куда ж его все-таки везут? Центр города, который так хвалил покойный Кочерга, похоже, много правее. Как это? «Сижу я на Цайле…» Ну да, пиво темное пил в баре. Где его и выследили рыжий с чеченом…
Машина проскочила мост, и Турецкий увидел здоровенного, будто вырезанного из фанеры, плоского мужика, метров, наверно, десяти высотой, который с размеренностью механизма странно пластичными, но дергаными движениями поднимал и опускал огромный молот. Интересно, что он должен символизировать? Постой, насторожился Турецкий, а о чем этот молотобоец должен мне напомнить? Ведь говорил Дениска о нем. Справа вырос нелепый какой-то островерхий дом-башня с черными, не то сизыми стеклами. Машина уже двигалась по улице, запруженной народом. Голубоглазый вдруг спросил о самочувствии, Саша попытался неопределенно пожать плечами, демонстрируя большую слабость, нежели ощущал на самом деле. Это, кажется, окончательно успокоило похитителей. Они снова перекинулись несколькими фразами, после чего голубоглазый продолжил беседу с Турецким.
— Сейчас, господин Турецкий, я снимаю с вас наручники, если вы нам немедленно пообещаете не делать резких движений, никого не звать на помощь и не сопротивляться. Мы выйдем из машины и пройдем в то большое здание, это Книжная ярмарка. Я настоятельно не советую вам проявлять это… самостоятельность. Идет?
Саша равнодушно пожал плечами и кивнул, будто перебравший алкоголик. Добавил индифферентно:
— В туалет хочу… Пиво… бир… ферштеете? Нет? Ну и ладно… Я вам тут…
— Туалет будет, — быстро сказал голубоглазый и повторил по-немецки, и Саша так и не понял, почему им стало весело. Зато очень хорошо он понял другое: любое необдуманное движение или жест могут немедленно повлечь за собой пулю из длинного черного ствола, столь изящно украшенного глушителем. Так что никто рядом ничего даже не услышит и не поймет, почему это человек свалился на пол, а из рта его разит спиртным.
Похитители, конечно, — и это быстро оценил Турецкий — знали свое дело. Они ловко подхватили его под руки и буквально вынесли из салона. Рассекая толпу, поднялись в здание, а дальше началось просто невообразимое: они быстро двигались какими-то прозрачными переходами, спускались и поднимались эскалаторами, перемещались из павильона в павильон движущимися дорожками. Их со стороны, как бы представлял Саша, и не могли бы счесть за похитителей и заложника. Просто двигались в кишащем людском муравейнике несколько человек, одетых весьма прилично, поддерживали друг друга, помогали, подхватывали под руки, о чем-то на ходу переговаривались, — что же тут необычного? Турецкий, ослабленный уколом, но искусственно взвинченный энергичными движениями похитителей, помимо своей воли поддался их темпу и со стороны, пожалуй, ничем от них не отличался.
В том же деловом ритме зашли они в туалет, где Турецкого тактично и ловко окружили и позволили совершить необходимое дело. С той же скоростью поднялись в ярко освещенный зал, где Турецкому зачем-то вручили вафельный кулек с мороженым. Он послушно и даже с какой-то детской радостью лизнул холодный сладкий шарик, пахнущий ванилью. Группа в приличном темпе промаршировала дальше, от павильона к павильону, двое поочередно придерживали Турецкого под руку, третий двигался сзади. Саша понимал каким-то отстраненным умом, что он выглядит с этим мороженым в высшей степени нелепо, но потом, увидев, что не он один облизывает цветные кулечки, не то чтобы успокоился, а просто без сожаления выкинул свое недоеденное мороженое в ближайшую урну.
Перед входом в один из павильонов — десятый или одиннадцатый по счету, Саша уже не мог бы вспомнить, — они остановились, и голубоглазый принес каждому по бутылке пива. Турецкий видел, что темп, который был взят с самого начала, требовал подпитки. И похитители, словно наперегонки, опустошили свои бутылки. Саша же не торопился. А куда ему-то было спешить. Тем более что внимание его привлек странный человек — длинный, и худющий, с козлиной бородкой, весь в черном, игравший у входа на скрипке. Возможно, похитители не возражали, чтобы Турецкий немного передохнул от сумасшедшей гонки. Он даже позволил себе сделать по направлению к скрипачу пару мелких шажков.
Это был старик, на нем, словно на вешалке, надет был черный фрак. На ногах черные же остроносые туфли. Скрипач вытягивался вверх, изгибался длинной черной змеей в такт музыке, фигура казалась такой же нелепой, как тот плоский стальной молотобоец, но так же, как и там, что-то непонятное завораживало, притягивало взгляд. Мелодия была незамысловатой, старик-скрипач жил в ней — одинокий, обладающий этой единственной возможностью заработать себе на хлеб. Толпа же текла мимо.
И снова — быстрей, в темпе!.. «Шнель, шнелъ!» — звучало в мозгу Турецкого. Вскоре они оказались у другого выхода с территории ярмарочных павильонов. К ним тут же подкатил новый автомобиль. На этот раз это был большой синий «мерседес», по описанию, вспомнил Турецкий, он мог быть родным братом того, в котором погибли Алмазов и «курьер» отсюда, из этого города.
Сашу опять стиснули с боков, и машина понеслась. Он уже не смотрел по сторонам: бессмысленно. Запомнить в этом его состоянии он все равно ничего бы толком не смог. Значит, следовало сосредоточиться на чем-то другом, не менее важном.
И первая же мысль, которая больно уколола сознание, была о том, что если взяли таким вот образом, то теперь уж точно — живым не отпустят. И никто ничего не узнает… Ведь официально он в отпуске. И правду знают лишь три-четыре человека. Которые абсолютно ничем не смогут ему помочь. Ну, может быть, еще Косте удастся поднять на ноги полицейских герра Юнге. И что? Они ж сами вот даже за случайные свидетельства об убийцах собственного банкира готовы десятки тысяч марок платить. А кто им Турецкий?.. Владислава Листьева убили! И Саша знал, как шло расследование, поскольку этим делом занимались коллеги. Сам Президент над гробом Влада клятву давал, что найдут убийц, а чем все кончилось? Что, снова на рельсы ложиться? Вот точно так же забудут и про него, «важняка» Турецкого. Назовут его гибель очередной издержкой на фронте борьбы с организованной преступностью… А может, ребята из «Новой России» некролог дадут, что вот был, мол, такой у них сотрудник, способный следователь, не добравший даже полувека. Глядишь, и тень от крылышка славы упадет на бывшую грешную голову… Но что это он стал так отчаянно жалеть себя? Разве жизнь уже поставила точку?.. Однако о чем он? Ах да, как писал Щекочихин, смерть, точнее убийство Влада, открыло настежь двери для серии «наглых убийств». Демонстративных. Многие стали проводить собственные расследования и тоже стали жертвами. Тот же Кивелиди… А Алмазов, который захотел изменить финансовую политику… всего лишь! Нет, прав был тогда Щекочихин, сказавший, что нынче иметь большие деньги — все равно что ходить по минному полю. Но это же у них! А что, какие деньги у Турецкого? Пятьсот Славкиных долларов?.. Но зачем же они так долго возят-то его? Давно бы уже шлепнули и — концы в воду. А они все везут куда-то…
«Мерседес» ехал вдоль железной дороги. Саша подумал, что этот мир с того часа, как Гагарин обогнул Землю, становится все меньше и все доступнее. А они, следователи, сыскари, продолжают путаться в трех соснах. И ведь прав этот сукин сын генеральный, надо ездить к коллегам, надо видеть и привыкать к другим городам и странам, чтоб легче было потом ориентироваться. Да хоть бы вот как сейчас. Кто объяснит, куда черт занес и где он свой печальный конец найдет?..
Денис, помнится, говорил, что у них, у немцев, города здесь, как у нас деревни, все вдоль главной улицы. Вот, кажется, в один из них они и прибыли. С широкого шоссе машина свернула направо, покрутилась среди двухэтажных вилл, окруженных небольшими садами и стрижеными газонами, и выехала на тихую улочку, состоявшую из нескольких домов. Невысокие сетчатые заборчики. Так себе, будто оградки от кур. Вазоны с увядшими цветами. Вдали, за домами, темно-зеленый массив деревьев. Похоже, парк. Левее — шпиль кирхи.
Когда вышли из машины, Турецкий, показывая, что укачало, сумел, однако, оглядеться, стараясь спрятать глаза от похитителей. Возле дома на противоположной стороне, наискосок, расхаживал крупный мужчина средних лет, одетый в яркий спортивный костюм. Лицо его показалось Турецкому знакомым. Но где и когда видел, да и видел ли вообще, он утверждать не мог. А может, фотографию запомнил? Сам же говорил недавно Юрке Федорову… ах ты Боже мой, сюда бы на минутку его с ребятами!.. Ну да, говорил, что бывает такая зрительная память, когда человек раз посмотрит на прохожего, а потом всю жизнь перед глазами портрет того человека держит… Но кто же это?