Шрифт:
«ОБЪЕКТ НАХОДИТСЯ ПОД ОХРАНОЙ ПРЕДПРИЯТИЯ „СПРУТ“».
Каждый раз, подходя к месту своей опасной и трудной службы, я невольно читаю этот угрожающий стикер, прилепленный прямо на парадных дверях. Полгода назад его пришпилил завхоз Гасанов, чтобы отпугивать пьяных тинейджеров, время от времени обстреливающих окна нашего объекта пустой стеклотарой и камнями. Количество обстрелов, правда, не сократилось, но стикер не отодрали, он вносил в унылый пейзаж некое оживление, яркой синей кляксой красуясь на серых дверях с глазком. Как вы, может быть, догадались, под словом «объект» скрывается наш маленький, но гордый
Постовой Мухин, или Человек в Железной Каске, как я его называю, торчащий в дозоре возле позорного стикера и, по обыкновению, мусолящий во рту сморщенную папиросу, поправив боевой автомат, приветствует меня тяжёлым рукопожатием и пропускает внутрь. Не буду утомлять описанием жестокого аромата, наполняющего воздушное пространство объекта. Вызывать у обывателя приступ астмы совсем ни к чему. Главное, свыкнуться и не обращать внимания. Зимой будет ещё хуже. Вездесущие рекламщики уже вовсю используют этот аромат в корыстных целях, развесив по отделу плакаты с пропагандой дезодорантов.
В коридоре участковый Вася Рогов стирает старой форменной кепкой чёрную пыль с гипсового бюста Дзержинского. Бюсту лет пятьдесят, он изрядно повреждён временем и хулиганами, но команды убрать Эдмундыча из коридора пока не поступало. Вероятно, бюст представляет художественную или историческую ценность. Говорят, замполит собирается провести в отделе референдум, планируя заменить основателя ВЧК на более нейтрального Петра. Но, думаю, у него ничего не выйдет. Эдмундыч, возможно, сатрап, но он как-то привычнее и, если так можно сказать, роднее. Пыль с бюста последний раз стирали во второй половине прошлого века, ещё при социализме, поэтому действия Василия меня настораживают.
— Михалыч попросил, — заметив моё удивление, бросает Рогов. — Он тебя, кстати ищет.
Михалыч — наш пожилой дежурный офицер, тянущий лямку в отделе уже третий десяток и обладающий в силу этого непререкаемым авторитетом. Пожелав Рогову успехов в борьбе, я перемещаюсь в дежурную часть. Михалыч, сидящий за пультом, словно командир воздушного лайнера перед штурвалом, встречает меня дружественным матом, на котором он, как большинство соотечественников, разговаривает. Закончив традиционное приветствие, ветеран переходит к сути вопроса.
— Андрюша, епть… Ты сегодня старшой по отделу. Принимай бразды, епть.
— Не понял. А где командиры?
— Шишкин в отпуске, Егоров со Стародубом на больняке. Простудились. Сам видишь, не май месяц. — Михалыч суёт мне под нос лохматый журнал приёма дежурств и переходящий символ отделенческой власти — мобильник «Нокия» старой модели.
Вижу, что не май, а июль. Грех не простудиться. Спорить бесполезно. После начальника и двух замов, я действительно самый главный в отделе, хотя всего лишь старший лейтенант. Черкаю в журнале, что дежурство принял, забираю мобильник. Мобильник один на отдел, и я торжественно клянусь Михалычу его не посеять.
— И сколько мне отдуваться? — уточняю я.
— Сутки. Если Егоров к завтрему не поправится, Рогов тебя сменит. Потом Жора. Передай ему, чтоб не слинял.
Жора, мой коллега по оперативно-розыскной деятельности, тоже сыщик-профессионал экстра-класса без прикрытия, непременно обрадуется возможности покомандовать. Что скрывать, любит напарник власть, так и подбирается к заветному мобильнику. Невелик отдел, человек пятьдесят, но приятно.
— Имей в виду, — предупреждает Михалыч, пряча журнал, — сегодня проверяющего обещали прислать из штаба, епть. Так что гляди, без проколов. Я вон грязь с Феликса велел стереть, чтоб не докопался.
Хороший сюрприз.
— И что он проверять будет? Внешний вид?
— Хрен его, вражину, знает. Им всегда есть что проверять. — Михалыч бросает взгляд в осколок зеркала над пультом и приглаживает остатки седых волос.
— Седина в бороду — виагра в рот. — Подмигнув ветерану, я покидаю помещение.
В ответ доносится мат в три слова.
Перечень обязанностей ответственного по отделу напоминает объёмный триллер с непредсказуемым финалом. Особенно когда несёшь вахту впервые. А тут ещё и проверяющий какой-то. От них, гадов, всего ожидать можно. Такие комбинации разводят, Штирлиц отдыхает. Один, помню, пьяницу изображал. Обольётся водкой для запаха, насуёт денег в карманы и завалится рядом с отделом. Мол, сейчас его заберут, а после он посчитает, все ли имущество на месте, все ли копеечки? А заодно посмотрит, вежливо ли сотрудники с гражданами обращаются, не обзывают ли грязно. И вообще, каково настроение в рядах? Хорошо, стуканули нам про этого чудака. Михалыч ему приём устроил, как в советских фильмах про милицию. И чай, и простынку в номер… Не то что копейку взял, а ещё и из своего кармана добавил, вроде как на опохмелку… А что сегодняшний ревизор выкинет? Направляясь в кабинет, пытаюсь настроиться на хеппи-энд, но, поняв бесполезность этого занятия, машу рукой. Будь, что будет. Отобьёмся. Главное, верить в победу добра над злом и занимать жизнеутверждающую позицию.
Проверяющий прибыл к полудню. Был он тучен и мал ростом. Без стука ввалился в мои оперативные апартаменты, махнул глянцевым удостоверением и коротко, по-военному, представился:
— Подполковник Пименов. Штаб.
Ну и что? У меня тоже красные «корочки» есть. Пожалуйста, любуйтесь.
Старший оперуполномоченный. Не штаб.
— Вы ответственный от руководства? — Тон подполковника напоминает шипение бикфордова шнура.
— Так точно.
— Ответьте мне, пожалуйста, — взгляд Пименова пробивает мою начальственную голову навылет, — почему постовой милиционер на входе не отдаёт чести старшим офицерам?
Да, это вопрос. Всем вопросам вопрос. Не ждали. Парировать тут нечем. Человек в Железной Каске вместо чести может и в табло с порога запросто заехать. Особенно, когда старший офицер в гражданской форме одежды и слишком понтовит. Что с сержанта взять? Три раза в Чечню катался. Две контузии, одно ранение. Кто не приглянется — прикладом в челюсть. Подполковнику повезло…
— Вероятно, он не понял, что вы офицер, — впалой грудью прикрываю я Мухина, — до вас никто не жаловался на подобные казусы. Честь у нас отдаётся всегда. Святое.
— А почему дежурный офицер без фуражки? Это прямое нарушение устава.
— Жарко сегодня…
— В уставе нет ссылок на погоду. Там русским по белому сказано, что дежурный офицер обязан находиться в фуражке.
— Согласен, — я мгновенно понимаю, что спорить с подполковником бесполезно, и лучше тупо соглашаться, — сию минуту поправим.
Пименов раскладывает на столе пухлую кожаную папку. (Настоящий крокодил! Не Пименов — папка.) Делает отметку в какой-то ведомости. (Записки сумасшедшего, том первый.) Затем бегло осматривает мой уютный офис со следами ржавых подтёков на стенах.