Контуберналис Юлия Цезаря
Шрифт:
Наконец Балдегунде не выдерживает и бросается на Мамерка. Но тот только этого и ждет. Заблокировав одной рукой длань германца с оружием, македонянин другой рукой наносит противнику молниеносный удар кинжалом в грудь. Клинок вонзается между ребер и попадает в легкое. Германец поражен и медленно опускается на колени, Мамерк бьет ногой в грудь соперника и опрокидывает его на спину. Триумфатор поднимает верх окровавленный кинжал и наступает ногой на грудь поверженному сопернику. У того изо рта течет кровь.
Мамерк счастлив:
Победа!!!
Слава Зевсу!
Слава Гераклу!
Трибуны разражается оглушительными овациями победителю и побежденному. Гладиаторы оказались достойными соперниками. Македонянин оглядел волнующиеся море толпы. Что скажут зрители на счет Балдегунде? Жизнь или смерть?
И все зрители единодушно подняли палец вверх: значит, германцу подарена жизнь! Македонянин отходит от соперника и бросает кинжал. Гладиатор торжествующе вскидывает руки вверх.
Он - лучший! Он - победитель! И он свободен!
По трибунам прокатывается волна выкриков:
– Свобода Мамерку!
– Свобода Балдегунде!
– Свободу обоим гладиаторам!
Мамерк счастливо улыбается.
***
Цезарь поинтересовался у Ивана.
– Сальватор, а тебе понравился другой мужественный воин - варвар? Может, нашим волеизъявлением жалуем и тому свободу!
Родин кивнул и сказал:
– Германец отменный воин, пусть он проиграл, но он мужественно и отчаянно бился. И не раз он мог поразить македонянина.
– Так посему и быть!
– воскликнул диктатор.
– Даруем свободу обоим храбрецам. Надеюсь, всемогущий Юпитер поддержит мое решение.
Цезарь, Антоний и Иван в окружении отряда преторианцев спустились к гладиаторам.
Иван сразу обратил внимание на руки Мамерка: на них красовались многочисленные шрамы. Родин знал из учебников, что опытные гладиаторы обычно подставляют не жизненно важные места для клинков. Они знали, что гладиаторские бои - это зрелище. Зритель любил кровь - вот они и получали удовольствие от увиденной крови. Не секрет, что некоторые гладиаторские бои были срежессированы как в современном американском реслинге. И иногда победитель был известен заранее, и оба гладиаторы оставались в живых, особенно если они являлись дорогостоящими и популярными среди римской публики. Бойцы играли свои роли как равноправные партнёры. Все "выпады" и "отбивы" или заранее были отрепетированы. Или проходили на расстоянии, "вне зоны поражения", так сказать, "в недодачу". А также существовали варианты, когда партнёры по ристалищу немного подыгрывали или подсказывали друг другу сюжет поединка и даже удары...
– Я видел много славных воинов, Мамерк, - сказал диктатор.
– Среди разных народов и римлян, но ты один из лучших. Вот тебе деревянный меч - символ свободы. А вот и венок на голову. Мой любимец Сальватор переживал за тебя, воин.
Македонянин не смог сдержать слез. Он склонился в почтительном поклоне,
– Слава тебе Цезарь, ты щедр и добр. Боги тебе покровительствуют.
– Македонянин, вступай в римские легионы, в деканы, а может и в центурионы, я дам тебе римское гражданство. Мне нужны такие храбрые солдаты.
– Я подумаю, мой Цезарь.
Теперь диктатор обратился к поверженному противнику Мамерка.
– Славный воин, Балдегунде ты тоже сражался бесподобно, и ты тоже вправе выйти из цирка Тарквиния Древнего через Триумфальные ворота! Вот и тебе достается сосновый гладиус...
Балдегунде прижал деревянный меч к окровавленной груди. Две скупые мужские слезинки скатились по заросшему лицу хатта.
– Аве, Цезарь...
– только и мог сказать германец.
Он непроизвольно кашлял кровью и сплевывал ее на песок. Боль в его груди была неимоверная. Но рана не смертельная, и германца еще можно было спасти.
И вот Триумфальные ворота. Гладиаторы прошли через них под мощные овации и крики толпы. Мамерк вел раненого Балдегунде, положив его руку на свои плечи и придерживая за талию. За ними шел служитель цирка и нес деревянные гладиусы. Ворота смерти на этот раз не приняли никого. Потом Мамерк передал раненого соперника в руки лекарей, и они начали над ним "колдовать".
Хозяева гладиаторов были в жутком расстройстве: они потеряли своих лучших своих бойцов и значит лишились будущей неплохой прибыли.
Зрители потянулись к выходу, живо обсуждая перипетии гладиаторских схваток и особенно центрального поединка между Мамерком и Балдегунде. Здесь делегация Цезаря невольно пресеклась с делегацией Корнелия Долабеллы. Антоний поприветствовал сенатора:
– О, славный Долабелла, сальве! Что-то давно ты не приглашаешь нашего императора к себе в гости? Или нужен какой-нибудь повод?
Сенатор сначала растерялся, а потом нашелся, что ответить консулу.
– О, Антоний, всегда рад вам. И нашему божественному Цезарю, любимцу народа. Аве, Цезарь, да храни тебя боги! Да славиться твое имя во все времена нашего великого государства.
Цезарь сдержанно кивнул.
– Приходите непременно, я угощу вас отменным фалернским вином с Массикских склонов.
– Назначь время - и мы явимся быстрее Меркурия, - воскликнул Антоний.
– Только и всего, славный сенатор!
Долабелла фарисейски улыбнулся.
– Непременно! Я пришлю посыльного, и он вам сообщит, когда состоится пир.
Долабелла взглянул на Родина: так вот он каков этот чертов спаситель! Он - та причина, по которой сенатор потерял друзей-заговорщиков и хорошую возможность стать во главе вершителей Рима.
– А спаситель нашего Цезаря. Приветствуем тебя, - состроил любезную рожу богач.
– Здравствуйте, то есть, сальве, - только и мог сказать Иван, неотрывно наблюдая за Домицией.