Контуберналис Юлия Цезаря
Шрифт:
На арене появилось сотни служителей. Они ставили столы по кругу амфитеатра, ближе к зрительским трибунам, и подавали на столы всевозможные яства: зажаренные целиком быки, свиньи, козы, различные вина и блюда с десертом: апельсины, мандарины, гранаты, яблоки, виноград, груши, имбирь, финики и прочее другое.
Сначала этими яствами насыщалась римская знать, но не вся. Допустим, Цезарь увлеченно беседовал с Клеопатрой и Антонием. Лепид дискутировал с каким-то патрицием в сенаторской латиклаве. А Фабий и Иван последовали примеру большинства родовитых зрителей и спустились в низ. Наставник и ученик отведали телятины, запили тускуланским вином и прихватили
Иван рассчитывал, что Домиция спустится вниз, и он познакомиться с ней. Но та не спустилась. Римляне, увидев изобилие еды на арене, устремили свои благодарственные взоры на Цезаря. Отовсюду понеслись хвалебные выкрики в его адрес:
– Слава Цезарю! Щедрому и благодетельному!
– Аве, божественный Цезарь! Да храни тебя Юпитер!
– Слава диктатору!
– Да здравствует Отец Рима!
... Корнелий Домиций Долабелла, седой пятидесятилетний патриций плотного и коренастого телосложения, энергичный и властный, повернулся к своему спутнику - красивому темноволосому мужчине лет тридцати. Мужчина источал грубую мужскую силу: мощный торс, рельефные мускулистые руки, бычья шея, волевой скульптурный подбородок, упрямо сжатые губы, тяжелый немигающий взгляд черно-коричневых глаз, безжизненных и пустых. Чувствовалось, что этот брутальный человек - вовсе не оратор и не философ, и тем более не политический деятель, а закоренелый прямолинейный вояка, и это его основное занятие. То был будущий зять Долабеллы - военный трибун четырнадцатого, запасного легиона по охране Рима и Италии Тиций Квинт Фаррел.
Сенатор и трибун недовольно переглянулись.
– Лысый монарх завоевывает дешевую популярность, - зло процедил Долабелла.
– Да чернь его любит до безумия, - согласился с ним Фаррел.
– Он раздает щедро левой рукой то, что награбил правой рукой у патрициев. Ведь имущество наших товарищей конфисковано, а сами они либо заколоты мечом, либо удушены в Мамертинском подземелье, либо сброшены с Тарпейской скалы. А жены их и дочери если не убиты и не обесчещены, то отправлены в ссылку по окраинам римской империи или по островам Тирренского моря.
– Хвала Фортуне, что никто не предал нас под пытками. Так бы и мы попали в проскрипционные списки и нас бы лишили не только состояния и имущества, но и головы.
– Юпитер нас любит, оттого и сберег наши головы. Они нам еще понадобятся. Цезарь скоро умрет. У него в последнее время ухудшилось здоровье, и участились припадки Геркулесовой болезни. Либо его смерть может случиться в походе против парфян. Впрочем, не все ли равно, где и при каких обстоятельствах произойдет кончина Лысой Тыквы. Если она произойдет, то это будет благом для нас и великого Рима. И вот, когда это сбудется, и его наконец-то перевезет через Стикс безмолвный Харон, то амбициозные Марк Антоний и Гай Юлий Октавий столкнуться в борьбе за царскую корону, как Геракл и Немейский лев, у трона в курии Помпея или на Капитолии. Они будут делить власть, пурпурный плащ и императорский венок, а мы поможем племяннику Цезаря свалить с ног Антония. Этого бабника и пьяницу я ненавижу также как и Цезаря. Императорский лизоблюд!
– Будем молиться славному Урану, чтобы Цезаря поскорее постигала кончина. Надоело мне жить при его власти, - сказал Квинт Фаррел.
– Жаль, что рядом с нами нет нашего великого Гнея Помпея Великого, он бы нам помог спихнуть Лысую Тыкву с трона.
– Жаль, конечно, нашего великого полководца, но Помпей сам виноват, что позволил Цезарю захватить верховную власть в Риме. Гней совершил при этом много
– И в битве при Фарсале имея подавляющее численное преимущество, был робок и нерешителен и позволил Цезарю разгромить его войска, - добавил Квинт Фаррел.
– Действительно, Помпей сам виноват в своем падении: если бы он в свое время не взял в верные друзья Цезаря и не женился на его дочери, то правил бы Римом до сих пор.
Долабелла согласно кивнул.
– Тут и к Минерве не ходи...
***
– Смотри, Давритус!
– воскликнул Фабий и указал в сторону упитанного грека вертящегося у стола с яствами.
Иван повернул голову налево и увидел знакомую физиономию сутенера.
Контуберналис и центурион подошли к торговцу девичьими телами. Тот яростно вгрызался желтыми плохими зубами в сочную с подрумяненной корочкой утиную ножку. По подбородку Давритуса тек жир, и грек вытирал его краем накидки.
– А, сальве, старый Сатир!
– поприветствовал сутенера Фабий.
– Ты тоже здесь. Надоели твои девочки, решил посмотреть на мальчиков. Я скоро прейду помыться, готовь своих нереид!
– похлопал по плечу грека центурион Фабий.
Давритус махнул головой и предупредительно улыбнулся.
– Как скажешь, господин. Я всегда рад видеть тебя и твоего патрона. Ваши частые посещения - это мое финансовое благополучие. Да не даст мне солгать богиня любви и красоты - Афродита.
– Как там знойная иберийка? Все так же неутомима в ласках?
– осведомился центурион.
– Ее уже я не содержу, господин. Продал ее в лупанарий за излишнюю строптивость. Там из нее быстренько сделают настоящую и дешевую "волчицу".
– Ты жесток, старый развратник. Мог бы и бережливее обращаться с хорошим и доходным товаром. Иберийка принесла бы тебе немало прибыли.
– А, славный Фабий, я не сожалею о рабыне, таких как она, я, если захочу, то куплю чуть ли не с сотню.
– Если не жалеешь, то продашь тогда ее мне. О цене договоримся после.
– С удовольствием, доблестный Фабий, как тебе будет угодно. Да, после поговорим...
Теперь пришла очередь полюбопытствовать Ивана.
– А эта фракийка Веслава по прозвищу Диана? Что с ней?
– Несчастье с ней случилась, мой господин. Попался буйный клиент - вот она и утонула в бассейне.
– Утонула?
– расстроился Иван.
– Как это так?..
Давритус противно улыбнулся и ничего больше не сказал.
"Ее утопили..." - понял Родин.
Хотя фракийка была ему никем, но е почему-то стало жалко Ивану. Да, рабство - это несладкая доля, натерпелась девушка издевательств и унижений, да еще погибла в таком молодом возрасте. Бедняжка! Рабы - в древнем Риме не человек, а просто вещь. Хочешь, убей, хочешь, покалечь, поиздевайся, продай на рудники - никто за него не вступиться! Иван к своим рабам хорошо относиться и они его за это любят.