Конунг. Изгои
Шрифт:
— Сигурд должен умереть.
— Сигурд уже мертв, — отвечаю я.
Он как будто не слышит. Смотрит на меня, хватает меня за грудки и говорит с мольбой:
— Разве ты не согласен со мной, что Сигурд должен был дать мне более умный совет? Ведь он знал архиепископа! Почему он не сказал, пока еще было время: Послушай, Сверрир! Я знаю архиепископа. Знаю, что он суровый человек, умный и твердый, нет, не твердый, он непримирим, полон ненависти, низок, он друг ярла, он безжалостен и умен. Не полагайся на его добрые слова.
Вскоре он начинает кричать, люди слышат его, и если наши преследователи недалеко, они тоже могут услышать его и прийти сюда. Я уговариваю Сверрира, но он не замечает меня. Эйнар Мудрый трясет его за плечо, это не помогает, конунг отпихивает его от себя.
Мы с отцом обмениваемся взглядом.
Наступает день.
Наступает день.
Мой добрый отец Эйнар Мудрый говорит:
— Сверрир, пришло время, тебе следует отказаться от короны конунга.
Мы вдвоем стоим рядом с ним, Хельги держится настороженно, он молчит.
— Ты больше не конунг, — говорит мой добрый отец и склоняется над Сверриром. — Ты потерпел поражение. Ты должен прекратить борьбу.
Я наклоняюсь к Сверриру с другой стороны и говорю тихо:
— Ты должен прекратить борьбу, Сверрир. Корона конунга оказалась слишком тяжела для тебя.
Он поднимает голову и упрямо спрашивает:
— Но ведь Сигурд не погиб?
Мы не отвечаем ему и снова повторяем свое. Теперь отец говорит не так быстро, как в молодости. Он не ранен, но дышит со свистом и все-таки в его голосе звучит убийственная сила:
— Ты больше не конунг, Сверрир.
Я, как эхо, повторяю за отцом:
— Ты больше не конунг…
Сверрир хочет встать, мы сажаем его на поваленное дерево, он больше не плачет. Эйнар Мудрый повторяет и это похоже на церковную службу — дьявол служит свою мессу перед плачущими детьми Божьими:
— Ты лишился своей короны…
И я, ученик священника, повторяю за своим учителем:
— Ты больше не конунг, ты лишился своей короны…
Сверрир спрашивает снова, теперь уже резче:
— Сигурд погиб?
Мы не отвечаем. Эйнар Мудрый говорит:
— Ты больше не конунг, Сверрир…
Сверрир повторяет свой вопрос и требует, чтобы ему ответили, погиб ли Сигурд. Мы киваем: Да, он погиб. Белое лицо Сверрира становится пунцовым, злые слова еще рвутся с губ, но он глотает их, словно горький напиток. Эйнар Мудрый ходит вокруг Сверрира и повторяет тихим голосом, почти неслышным из-за шелеста ветра в листве:
— Ты больше не конунг, Сверрир…
Я говорю, зная, что произношу приговор:
— Я видел того, кто метнул в тебя дротик…
Сверрир встает, но я заставляю его снова сесть:
— Сейчас у тебя нет сил для мести, — говорю я.
Он сердито смотрит на меня, я спрашиваю, хочет ли он узнать, кто бросил дротик? Он кивает.
— Наш старый знакомый. Помнишь Серка из Рьодара, мы познакомились с ним и его братом в монастыре на Селье? Два добрых молодых парня, они нам тогда понравились. Потом мы встретили их в Тунсберге, они были в войске Эрлинга Кривого. Помнишь, его брат был там убит? Я видел, как Серк метнул дротик. Он целился в тебя. И зло улыбался. А потом убежал…
— Позови сюда людей, — говорит Сверрир.
— Ты хочешь говорить о Сигурде и его вине? — спрашиваю я.
— Да. — Он кивает.
Я привожу людей, нас мало было до битвы и еще меньше стало после нее. Все люди в крови, своей и чужой, да, мы разбиты и обращены в бегство, но мы все сохранили свое оружие.
Конунг, хромая, поднимается на камень, плащ его разорван, он сбрасывает его с себя. Шея у него завязана, на повязке выступила кровь, он наклоняет голову и, прежде чем обратился к людям, читает молитву. Потом говорит:
— Это был тяжелый день, и может быть, нас ждут еще более тяжелые дни, но это не последний наш день, и пусть вас это утешит! Зато горожане и люди архиепископа поняли, что у волка есть зубы, много человек полегло в этой схватке, но их больше, чем наших.
Я должен сказать вам, что дротик в меня метнул человек по имени Серк из Рьодара. Вот вы, подойдите сюда… — Он манит к себе Коре и Торбьёрна, двух братьев из Фрёйланда, усадьбы, лежащей у подножья Лифьялль, и их друга Эрлинга сына Олава из Рэ.
Они подходят, раны их неопасны, но мечи окровавлены до рукоятки.
— Ступайте, найдите Серка и убейте его, — говорит конунг. — Убейте его или умрите сами.
Они просят Хельги Ячменное Пузо принести точильные камни и потом уходят.
Конунг обращается к своим людям:
— Подойдите поближе!
Они окружают его, окровавленные, побежденные и все-таки непобедимые.
— На этот раз нам пришлось отступить, — говорит конунг. — Но клянусь вам, в другой раз мы не отступим! Либо ярл Эрлинг наглотается земли еще до конца сражения, либо я! Даю вам слово.
Слышите мое слово?
— Да, да! — отвечают они.
Он стоит перед ними раненый и вместе с тем неуязвимый, сильный, твердый, не знающий удержу своей мощи. Он исполнен гордости, и в голосе его грохочет шторм:
— Никто из моих людей не виноват в том, что случилось. Святой конунг Олав пришел ко мне во сне, когда я отдыхал после сражения, и сказал: Ты не виноват в исходе сражения, Сверрир, ни Сигурд, ни Вильяльм, ни один из твоих людей. Это было испытание, посланное тебе Богом, и вы выдержали его, вы остались в живых. А ярл Эрлинг должен умереть…