Конунг. Властитель и раб
Шрифт:
Но при следующем свидании пинает его в живот.
Теперь она живет в Гьёльми в разлуке со своим супругом, и одна из тяжких забот конунга – найти ей нового мужа: или нескольких, сказал он однажды и рассмеялся. Вот она входит. Разодетая в шелка с головы до пят. Высокая грудь затянута в кожу – груди, как два боевых корабля, рассекают тусклый свет под церковным сводом. Башмачки, меньше которых я до сего дня не видывал. Ступает по каменным плитам так осторожно – словно это облако, а она ангел, приготовившийся танцевать. С нею три служанки. Она выступает вперед и благословляет своего, как она говорит, брата – человека
Она кланяется ему.
Лицо конунга Сверрира сейчас пепельно-серое.
Ты, Сесилия, такая умная и жестокая в своей игре. Ты знаешь, что проиграй твой второй брат, первый все равно тебя не оттолкнет. А если твой второй брат одержит победу на Божьем суде, ты уже в этот день завоюешь его дружбу и поддержку. Теперь она подходит к конунгу Норвегии и кланяется ему.
Эйрик вдруг выхватывает кисет, который носит в поясе, и сует туда руку. Вытаскивает, поднимает руку, потом другую и призывает к спокойствию. Мертвая тишина воцаряется под сводами церкви. Он прочищает горло и кричит приятным, но без особой мелодичности голосом:
– Это земля из священных кущей Голгофы! Там, где принял смерть на кресте наш Спаситель, стоял я и наполнил землей этот кисет.
Он осеняет себя крестным знамением, затем посыпает землей голый череп, крупицы катятся на лицо, в глаза, я вижу, как он сильно моргает, но не смахивает соринки. Он берет – постояв со склоненной головой и пробормотав молитву – две горстки земли и швыряет в нас. Это означает благословение всем нам. Дар щедрого и доброжелательного человека другим, когда он сам нуждается в поддержке всемогущего Сына Божия и девы Марии. И он поет:
Amplius lava те,
ab inguitata mea,
et a peccato meo
munda те…
Он опять погружается в свое (как мне назвать это?) – в свое безумие, и священники разом запевают громче. Он взывает не к святому Олаву, и даже не к Богородице или особо любимому в детстве святому. Нет-нет, в своей отчаянной нужде он взывает – искренне, я вижу это, – к самому Христу. Он идет прямо, презрев окольный путь и заступничество других. Прокладывает дорогу сквозь ряды святых и бросается ниц к небесному престолу:
– Христос! Христос! Христос!
Позади него поют священники, тихо и вдохновенно, искренне, вновь и вновь:
Amplius lava me,
ab inguitata mea,
et a peccato meo
munda me…
Кузнецы вносят железо. По одному кузнецу и одному подмастерью на каждый лемех – мы отступаем в сторону, на нас пышет сильным жаром. Гудлауг Вали указывает места, где будет лежать железо. Они заранее выбраны конунгом. Земля шипит там, где брошены лемехи, травка меж каменных плит обугливается и сереет. Насыщенный красный цвет вынутых из горна лемехов постепенно тускнеет, но еще долго сохраняется их красно-бурый оттенок. Свиной Стефан нагибается и бросает на один из лемехов кусок сала. Мгновенно пахнет паленым. Фру Сесилия вскрикивает, конунг выходит вперед и поддерживает ее, пока запах горелого сала заполняет церковь.
Итак, час пробил. Эйрик, лежавший коленопреклоненным, поднимается. К нему идут два священника – Торфинн из церкви святого Петра и Мартейн, монах с Нидархольма. Каждый берет его под руку. Ведут к первому
Он кладет руку на Священное писание и читает:
– Я, Эйрик, сын конунга Сигурда, вступаю на это железо и клянусь перед ликом Божьим, что суд за Ним…
Час настал, и разом все его могучее тело прошибает пот. Он струится по лицу и шее, я вижу, как он течет по ногам, как насквозь промокает рубище, надетое на Эйрике. Это происходит, как по команде. Взгляд отсутствующий, он стонет, и стон доносится словно из чужой глотки. Делает первый шаг. Но его больше нет среди нас.
Мартейн и Торфинн поддерживают его, – и одинокий голос в толпе поет высоко и пронзительно. Я сразу узнаю голос Симона. Все Эйриковы монахи падают на колени. В тот же миг он ставит ногу на первый лемех. Он не кричит. Опускается всей тяжестью.
Идет с полуоткрытым ртом, в глазах морская даль, видны зубы, словно он что-то кусает, а я не вижу, что именно. Сесилия кричит. У нее лицо, какое бывает у женщины в тот миг, когда ею овладевает мужчина. Конунг больше не поддерживает ее. Он стоит с каменным лицом и пытается поймать взгляд Эйрика, чтобы заставить его дрогнуть. Я вижу лицо Мартейна, корчащееся от боли, – он ступает так близко к железу, что тоже принимает боль. Они ведут Эйрика с лемеха на лемех. Я не чувствую запаха горелого мяса. Но ощущаю дурноту и головокружение.
Он прошел испытание железом.
У алтаря стоит кровать. Он садится на край, Торфинн из церкви святого Петра что-то кричит ему, но взгляд Эйрика блуждает далеко отсюда, и он не отвечает. Подходит мой добрый отец Эйнар Мудрый и забинтовывает ему ноги.
Эйрик ложится в постель, и мой отец укрывает его одеялом.
Он должен пролежать так трое суток, в строгом посте: если его ступни окажутся невредимы, значит, Господь сказал свое слово и спас его. А останется хоть малейший ожог от железа– Господь осудил его.
Стражники Сверрира замерли возле ложа, так они простоят трое суток напролет. Входят подмастерья и уносят лемехи из церкви.
Расходятся монахи, и мы, люди Эйрика и конунга. Льет дождь. Я чувствую себя нечистым, словно желудочная хворь извергла из тела все нечистоты, а я не успел привести в порядок одежду.
Из церкви слышится один-единственный крик, это Эйрик кричит от боли.
Затем все стихает.
Трое суток спустя его ступни невредимы.
СВИДАНИЕ КОНУНГОВ В НИДАРОСЕ
Йомфру Кристин, в ночь, когда наш добрый Гаут лежит под сенью смерти и отчаянно борется, мои мысли возвращаются к далекому дню, когда его крепкая единственная рука вторглась в нашу с конунгом жизнь. Был теплый, ясный осенний день. Несколько недель минуло с тех пор, как Эйрик Конунгов Брат прошел по железу на Божьем суде. Доложили, что в Нидарос прибыл Гаут и с ним священник из неприятельского лагеря, они просятся приветствовать конунга. Обоих сразу провели внутрь. Вторым оказался преподобный Сэбьёрн, приславший мне летом в подарок великолепную книгу. Преподобный Сэбьёрн прибыл от конунга Магнуса, взяв Гаута как свидетеля своей благонадежности. Сэбьёрн привез с собой письмо.