Конвеер
Шрифт:
Отпустив Пышного, Гамлет велел оставшимся в Управлении сотрудникам грузиться в транспорт и с мигалками двигаться на улицу Трефолева. В головной машине ехал он сам, предвкушая похвалы руководства УВД в связи с ликвидацией одиозной банды «Фольксштурм».
Пышный же, дождавшись Лиманского и Павлюка, которых специально по его просьбе привезли из СИЗО, провёл с ними беседу и отпустил, после чего, отключив мобильную связь, выехал на Исаакиевскую площадь.
Глава 74
Автобус не спеша катился по улице, в открытые окна залетал теплый ветерок. А молодой здоровый парень нервничал, так как опаздывал туда, где люди будут бить друг друга битами, лопатками, цепями, резать ножами и добивать упавших. Это что касается жертв. Относительно себя… нападающих, есть серьезнейшие опасения, что милиционеры не ограничатся одними дубинками. Забавно, не правда ли? Торопиться на
Черные тучи обволакивали его душу. Несмотря на тщательнейшую подготовленность к акции, первому настоящему сражению, чудилось ему: эти тучи превратили день в ночь, из которой нет исхода ни по одной тропе войны и мира. «Иногда предвкушение волнует больше чем успех», – было сказано в какой-то идиотской рекламе. Эта фраза лучше всего описывает то, что чувствует человек перед массовой дракой. Да, сегодня, как обычно бывает при уличных беспорядках, будут сыгранные действия околофутбольной фирмы, будет строй щитов ОМОНа, будет оцепление милиции и кареты скорой помощи. Но у Штрума почему-то защемило сердце – совсем как в ранней юности, когда выдвигался на массовые драки стенка на стенку. Тогда страшно бывало до дрожи. Пугала неопределенность. Самое страшное тогда было не бой и больница (что чувствуют те, кого убили, известно только им) – процесс конечен, и имеет определенный результат. Во время спонтанного конфликта или вольной охоты на «акции» не те ощущения, потому что ты не знаешь точного времени когда тебя начнут убивать. Никакого милицейского оцепления и карет скорой помощи. Есть только ты, твоя тушка, что-то в руках… и лес острых и тяжелых предметов, назначение которых – ломать твои кости, пробивать голову и наносить разнообразные увечья. Многим из тех, кто придёт сегодня на Исаакиевскую площадь, невдомек эти прекрасные ощущения. Очень часто не имеет значения какой боец лично ты: достаточно тем, кто с твоей стороны, побежать и провалить мораль, как тебя снесут и на этом все. Это даже не древние военные действия – с тобой не подразделение или хотя бы место в организованном строю с офицерами, а самый худший вид случайного ополчения, спонтанного и практически неуправляемого, не знающего что такое «приказ» и «надо». Тогда, в пору становления Фольксштурма, Штрум не имел ни одной иллюзии по поводу своей стороны в предстоящем мероприятии, и мрачно гадал – то ли больше участников не придут совсем, то ли побегут в процессе. И вот сейчас, когда всё организовано по высшему разряду с привлечением московских профессионалов и цвета питерского околофутбола, к командиру Фольксштурма, передового отряда движа вернулись те самые, совсем позабытые страхи. Глядя на парня впереди себя, как двигалась при дыхании его грудная клетка, Штрум словно со стороны смотрел на себя, получившего несколько ударов ножом в область легких и уже словно чувствовал боль на вдохе. Закрыть на секунду глаза… успокоиться. В такие моменты как никогда инстинкт самосохранения ищет пути для спасения: срочное дело… у родных беда… да хоть понос прихватил. Есть только один способ не дать себе проявить слабость: сделать предстоящее дело для себя единственным выходом, уничтожив внутри себя само право на выбор. Иначе не будет сосредоточения на том, как выжить, а нет ничего хуже рефлексии в самый ответственный момент, когда надо не думать, а делать. Если дать себе «перегореть» заранее – можно практически быть уверенным в том, что там и останешься. Никто не знает, сколько из погибших и покалеченных похоронили и оплакали себя заранее, а цена ошибки именно такова. И Штрум отлично знал все эти вещи.
И сейчас он, витязь России, ощущал на щеках живительное прикосновение ветра – неизменного друга, открывающего путь к новым вершинам. Они манили его тайной бытия, предвещая бурю, без которой тягостно, скучно и в которой спасение от пустоты. Скорей же туда, навстречу этой долгожданной буре!
От дум о вечном его отвлекла мысль о Марианне: уцепившись за конкретную задачу, он будто приказал себе этот вечер провести с любимой. Первым делом они сходят в аптеку и купят тест. Но для этого нужно провести мероприятие. Для этого задачу надо решить. Все посторонние мысли разом куда-то растворились.
В конце концов, это же здорово – когда можно взять любимый кинжал и отправиться с ним туда, куда зовёт долг.
На свою остановку Штрум выпрыгнул легко и будто радостно – «раньше сядешь раньше выйдешь». Преодолев триста метров, в лесополосе позади Ледового Дворца он увидел тех, кто сегодня идет вместе с ним. Группы по пять-шесть человек… негусто. Взгляд цеплял детали, от которых Виктор скривился: нашивки, ботинки с белыми шнурками, цыплячьи шейки, полторашки пива в руках. Землистого цвета мордочки с печатью раннего алкоголизма перемежались с румяными детскими физиономиями школьников-старшеклассников. Знакомых было мало, и из этого следовали плохая подготовка и низкая мораль состава.
За своих фольксшутрмовцев он был уверен, вот они, отдельной кучкой взирают на прибывающий народ. Беспокоили друзья и друзья друзей; все ли, кто обещал, прибудут на Исаакиевскую площадь. Кивнув своим, Штрум продолжил обход. Впереди и чуть в отдалении стояло полтора десятка совершенно других личностей – более похожих на реальных бойцов, нежели школьники-скинхеды. Непримечательная одежда по погоде, небольшие сумки на поясе, короткие стрижки и жесткие взгляды. По своеобразной моде олимпийки были подвернуты до локтей: среди типичных жертв много плохих борцов и любителей хватать за руки. На руках двоих уже были одеты строительные перчатки с пупырышками, главное орудие производства. Не сказать что эти люди как-то сильно отличались видом и возрастом от остальной массы… чуть спортивнее если только. Но было в них что-то такое, от чего рядовому обывателю становилось не по себе. Разгадка была проста: от группы молодых людей буквально несло смертью. Это был основной состав широко известной в узких кругах дружественной Фольксштурму бригады. Знамениты они были тем, что регулярно и систематически акционируя и за несколько лет деятельности имея за плечами десятки убийств и тяжких эпизодов «основа» оставалась на свободе. Вокруг них, а всего вокруг бригады вертелось от сорока до восьмидесяти человек – садились. Этих же будто сам черт берег для каких-то своих важных бесовских дел. Сейчас перед серьёзной акцией, при внимательном взгляде на них отмечалось общее впечатление суровой торжественности и мощи.
Штрум подошел к их кругу и «вена в вену» поздоровался с лидером. Лидеру было всего девятнадцать, и коренастый белобрысый парень по прозвищу Русич легко управлялся с бойцами существенно старше себя. Обладатель чудовищной силы воли и совершенно звериного чутья, он за несколько лет не только выжил, но и провел бригаду мимо физической расправы и правоохранительных органов через сотни эпизодов.
По своему профессионализму он почти сравнялся со Штрумом и отличался тем, что проводил зачистки с монотонностью дровосека, выполняющего ежедневную рутину, тогда как командир Фольксштурма орудовал с таким вдохновением, будто на него возложены высокие и грозные полномочия. – Привет, фашисты. – Штрум встал в круг. – Значит чо. Выдвигаемся на Исаакиевскую площадь. После концерта я немного выступлю со сцены, чтобы воодушевить весь моб. Далее толпой идём на Невский – по Большой Морской. По дороге ебашим всех чурок, а особенно бистро Анталья – там их всегда очень мегадохуя.
Глядя на воодушевлённого Штрума, Русич и его люди заражались его предвкушением праздника. Убедительность текла с губ командира Фольксштурма и сверкала в глазах. Завязалось обсуждение. Русич инструктировал своих, а особенно прибывающий молодняк:
– …Короче, если менты, есть мысль организовать камнепад. Каждый в руки берет стекло, камень – с пяти шагов по команде, потом прыгаем. Перед прыжком сбились в кучу, мы сзади будем. Кто выпрыгнет из строя ногу сломаю. Кто побежит – зарежу нахуй. Штрум со стороны наблюдал финальный инструктаж. Указания Русича были просты и понятны… впрочем, содержание оных они накануне обсуждали, и не один раз. Подтягивались опоздавшие, одним из последних Штрум с большой радостью увидел худощавую фигуру Змея. Они отошли в сторонку. Змей доложил, что сейчас поедет на такси на Рузовскую улицу – в Управление «Э», там должны выпустить Паука и Лимона. Забрав их, вместе с ними рванет на Исаакиевскую площадь. Свою «девятку» с багажником полным бейсбольных бит и арматуры, топоров и лопаток, он оставляет командиру.
– Вот, держи, – Змей протянул ключи. Штрум взял ключи от «девятки», велел обернуться как можно скорее, и вернулся к народу. Обговорил детали, собрав вокруг себя свою основу, каждый из членов которой сегодня становился полевым командиром – нужно было организовать всю толпу.
– Короче задача ясна: организовать большой кипиш. На площади будет концерт, половина выступлений отменена, вместо них на трибуне появляюсь я и начинаю заряжать народ. На площади соберутся фанаты, короче весь наш питерский околофутбол. Будут просто зрители, прохожие. Будут московские болельщики, и профессиональные заводилы, типа «хаоты», когда надо они начнут организованно толкать народ на Большую Морскую, первыми выйдут на проезжую часть, начнут бить стекла, и так…
– Кто такие? – спросил кто-то.
– Знакомые ребята из Москвы.
– Из Москвы?
Спрашивающего грубо толкнули: «Заткни хлебало, без тебя всё решили». Штрум продолжил:
– Выйдем на Невский, выведем туда всю толпу, а там докуда дойдём, дотуда дойдём. По ходу пьесы повеселиться можно в турецком бистро «Анталья», там всегда полным полно чурок. Что с ними делать – вы знаете. Но это не главное. Главное для нас – вывести толпу на Невский проспект и перекрыть движение.