Конвектор Тойнби
Шрифт:
— Извини, что беспокою, — сказал он.
— Да ну тебя, в самом деле, — она провела его в гостиную. — Присядь. Ты ужасно выглядишь. Давай я принесу тебе чего-нибудь выпить.
— Да, пожалуй, присяду, я с ног валюсь, — рассеянно сказал он. — Выпить… Не помню, ел ли я сегодня. Не знаю.
Она принесла бренди, налила ему небольшую порцию, взглянула на него и налила еще.
— Успокойся. Все пройдет. — Она проследила, как он залпом осушил стакан. — Из-за чего ты так распереживался?
— Из-за Бет, — с трудом сказал он. Глаза его были закрыты, по щекам бежали слезы. — …И еще из-за тебя.
— К черту меня, что с Бет?
— Она упала и ударилась головой. Двое суток пролежала без
— Какой ужас… — Опустившись на пол, она обхватила его за колени, словно оберегая от падения. — Что же ты не…
— Я пытался, но мы были в больнице вместе с Кларой, а когда удавалось тебе позвонить, ты не брала трубку. Все остальное время Клара была рядом, и если бы она услышала наш с тобой разговор — Боже… достаточно того, что моя дочка могла… в любой момент… ну ладно, это нелегко было пережить, но теперь я здесь.
— Господи, неудивительно, что у тебя такой жуткий вид. Бет, так… Она?.. Она не?..
— Нет, она не умерла. Слава Богу, ох, слава Богу!
Теперь он не сдерживал рыданий и только сжимал в руке пустой стакан. Слезы капали на лацканы пиджака, но он этого не замечал.
Откинувшись назад, она тоже зарыдала, крепко стиснув его пальцы.
— Господи Иисусе, — тихо повторяла она, — господи Иисусе.
— Знала бы ты, сколько раз я произносил это заклинание в минувшие выходные. Я никогда не был чересчур набожным, но тут… меня как ударило: нужно хоть что-то говорить, делать, молиться — что угодно. Ни разу в жизни столько не плакал. И ни разу так истово не молился.
Ему пришлось прерваться, потому что его душили рыдания. Успокоившись, он собрался с мыслями и продолжил шепотом:
— Она жива, самое страшное позади, пришла в сознание два часа назад. Доктор уверен, она выздоровеет. Он так и сказал. Если бы мне сейчас предъявили счет на миллион долларов, я бы жизнь положил, чтобы его оплатить. Ради дочки — она этого достойна.
— Конечно достойна. Дочери для своих отцов — всегда самые лучшие, ну, уж большинство-то наверняка.
Он откинулся на спинку стула, а она осталась сидеть у его ног, дожидаясь, пока он задышит ровнее. Наконец она спросила:
— Как это произошло?
— Да как это всегда бывает, по глупости. Залезла на шаткую стремянку, чтобы найти в шкафу какие-то рождественские украшения. Эта чертова штуковина подломилась, Бет упала и ударилась головой, причем очень сильно. Мы ничего не слышали — сидели в другом конце дома. У нас в семье уважают ее право на уединение. Но через час, когда дверь в детскую так и осталась закрытой, причем из-за нее не доносилось ни звука, моя жена под каким-то предлогом решила туда зайти. И вдруг, как гром среди ясного неба, истошно закричала. Я прибежал: Бет лежит на полу, в луже крови — ударилась головой об угол книжного шкафа. Я еле устоял на ногах, когда к ней подошел. Попытался ее поднять, но внезапно почувствовал такую слабость, что не смог пошевелиться. Боже мой, она лежала пластом, без признаков жизни, ну совсем как мертвая. Мне никак не удавалось нащупать у нее пульс, потому что у меня самого сердце колотилось как бешеное. Кое-как добрался до телефона, но пальцы не слушались. Клара оттолкнула меня, чтобы вызвать «скорую». Как только она дозвонилась, я выхватил у нее трубку, но не мог произнести ни звука, пришлось Кларе давать все объяснения — боже, от меня, можно сказать, зависела жизнь Бет! Я был невменяем. А если бы я был один? Смог бы я сказать хоть слово? Она была на волосок от гибели. Если бы не Клара… короче говоря, врачи приехали, слава богу, через пять минут, а не через полчаса. Бет забрали в больницу. Я сопровождал ее в карете «скорой помощи» и тоже смахивал на покойника. Клара поехала следом на машине. В больнице нас целый час не пускали к дочке, врачи боролись за ее жизнь. Выйдя к нам, доктор сказал, что состояние очень тяжелое, шансы пятьдесят на пятьдесят, все решится в течение двух суток. Только представь… оставаться в неведении двое суток. Мы сидели в больнице до двух часов ночи, пока нас силой не заставили уйти домой; обещали позвонить, если будут какие-то изменения. Мы проплакали всю ночь. Если и успокаивались, то минут на десять, не больше. Ты когда-нибудь плакала целую ночь напролет, ты когда-нибудь хотела умереть от нахлынувшего горя? Боже, как мы избалованы благополучием. Это был первый настоящий кошмар в жизни нашей семьи. У нас все всегда было хорошо, никто не болел, не попадал в аварию, не умирал. Выслушай меня! Я не могу остановиться. Как же я устал… вот, пришел повидаться с тобой, Лора.
— Но опасность действительно миновала? Это правда? — спросила Лора.
— По словам доктора, выздоровление наступит дня через три.
— Дай-ка я тебе еще налью. — Наполнив его стакан, она смотрела, как он судорожно глотает спиртное. У нее навернулись слезы. — Я видела твою дочь только раз, но она… она такая славная девочка. Не удивительно, что ты…
— Не удивительно. — Он закрыл глаза, потом открыл их, чтобы в последний раз взглянуть на свою возлюбленную, и собрался с духом, как перед прыжком в пропасть. — Положа руку на сердце — знаешь, что ее спасло?
— «Скорая»…
— Нет.
— Твой доктор…
— Ну, это все тоже. Но главное — мы молились. Мы молились, Лора. И Бог нам ответил. Какая-то сила нам ответила. Это случилось наяву. Я никогда не верил, что молитва способна что-то изменить. Но теперь верю.
Он напряженно вглядывался в ее лицо. В конце концов ей пришлось отвести глаза, чтобы не содрогнуться. Сцепив пальцы, она теперь неотрывно смотрела только на них. Внезапно ее лицо побледнело, будто от внезапной догадки, но ей удалось совладать с чувствами. Наконец она глубоко вздохнула, бросила на него быстрый взгляд и спросила:
— И о чем же?
— Что-что? — не понял он.
— О чем была твоя молитва?
— Это, — ответил он, — нельзя даже назвать молитвой: это, скорее, было обещанием.
Лора побледнела еще больше, выдержала паузу, и, набрав побольше воздуха, спросила:
— Что же ты обещал?
Он не сумел ответить. Как в тот раз, когда ему не удалось вызвать «скорую», на него напало оцепенение.
— Ну, — поторопила Лора.
— Я пообещал Богу…
— Да?
— Если он спасет жизнь Бет…
— Да?
— Я расстанусь с тобой, уйду и больше никогда тебя не увижу!
Эти слова он произнес как-то невнятно, со вздохом.
— Что? — Она выпрямилась, отшатнулась и устремила на него подозрительный взгляд, как на умалишенного.
— Ты слышала, — тихо ответил он.
Она почти судорожно наклонилась вперед и выкрикнула:
— Как у тебя повернулся язык такое пообещать Богу?
— Так получилось… это единственное, что мне пришло в голову. — Соскользнув со стула, он начал медленно двигаться в ее сторону, чтобы оказаться рядом. — Я был как безумный, разве ты не понимаешь? Как безумный!
Она резко отодвинулась назад, чтобы увеличить пространство между ними, а он все приближался. Она повернулась к окну, к двери, будто в поисках выхода, а потом напомнила, почти не понижая голоса:
— Ты ведь знаешь, теперь я католичка…
— Знаю, знаю.
— Новообращенная. Ты понимаешь, в какое положение ты меня поставил?
— Я не нарочно, это жизнь, несчастный случай с моей дочерью. Мне пришлось дать такое обещание, чтобы ее спасти! Да что на тебя накатило?